Сговор остолопов

– Ой! – радостно взвизгнул молодой человек. – Я сейчас сбегаю и все ему расскажу. Стоит ему услышать, что он чуть было не натворил, как он завопит и грохнется в обморок.

– Не ослабляйте же своих приготовлений, – предостерег его Игнациус.

– Я уработаюсь до полного изнеможения, – весело заверил его молодой человек. – Встречи на окружных участках, регистрация избирателей, предвыборная реклама, комитеты. Первый митинг начнем около восьми. Я живу на улице Святого Петра, дом с желтой штукатуркой сразу, как свернуть с Королевской. Не обознаетесь. Вот моя карточка.

– О, мой бог! – пробормотал Игнациус, разглядывая строгую визитку. – Не могут же вас в самом деле звать Дориан Грин.

– Еще как могут. Правда, здорово? – томно протянул Дориан. – Если бы я сообщил вам свое настоящее имя, вы бы со мной даже не поздоровались в следующий раз. Оно такое банальное, что только его вспомню – и жить не хочется. Я родился на пшеничной ферме в Небраске. Дальше, я думаю, все понятно.

– Ну, как бы то ни было, меня зовут Игнациус Ж. Райлли.

– Это не очень ужасно. Я как бы представлял вас Хорэсом или Хамфри, или чем-нибудь вроде того. Ну, не подведите нас. Речь свою порепетируйте. Я гарантирую большую толпу народа – все просто подыхают от скуки и общей депрессии, поэтому за приглашения глотки друг другу перегрызут. Звякните мне, и уладим точную дату.

– Не забудьте подчеркнуть значимость этого исторического конклава, – сказал Игнациус. – В нашем ядре залетные бабочки не нужны.

– Возможно, там окажется пара-другая костюмов. Тем-то Новый Орлеан и прелестен. Переодевайся и устраивай себе Марди-Гра хоть круглый год. В самом деле Квартал иногда – весь как один огромный маскарад. Иногда я друга от недруга отличить не могу. Но если вы имеете что-то против костюмов, я всех предупрежу, хоть их сердечки и разорвутся от разочарования. У нас уже несколько месяцев хорошей партии не складывалось.

– Я не стану возражать против нескольких пристойных, со вкусом костюмированных членов, – наконец промолвил Игнациус. – Они могут привнести в организационное собрание соответствующую случаю международную атмосферу. Политики, кажется, всегда не против пожать руки каким-нибудь олигофренам в этнических и национальных костюмах. Раз уж об этом зашла речь, можете поощрить один-два таких костюма. Однако не нужно, чтобы кто-либо изображал женщин. Я не считаю, что политикам пристало появляться в обществе таких особ. Подозреваю, это вызовет негодование сельских избирателей.

– Давайте же я скорее побегу и разыщу глупышку Тимми. Напугаю его до смерти.

– Только остерегайтесь этого Макиавелли из полиции. Если он пронюхает о нашем заговоре, мы пропали.

– О, если б я так не радовался, что он снова на наш участок вернулся, я бы позвонил в полицию, и его бы немедленно арестовали за приставания. Вы даже представить себе не можете, какое у этого человека становилось лицо, когда патруль приезжал его забирать. Да и у самих офицеров. Просто нет слов. Но мы все так благодарны, что его нам вернули. Никто теперь не осмелится его третировать. Прощайте, Цыганская Мамочка.

И Дориан поскакал по Переулку догонять декадентского морехода. Игнациус взглянул в сторону Королевской улицы. Интересно, куда подевалась женская художественная гильдия. Он дотащился до прохода, где спрятал тележку, приготовил себе «горячую собаку» и помолился, чтобы до исхода дня у него появился хоть один покупатель. С тоскою осознавал он, как низко Фортуна открутила его колесо. Раньше он и помыслить об этом не мог: молиться, чтобы у него покупали сосиски! Но, по крайней мере, теперь у него против М. Минкофф появился грандиозный новый план. Мысль о первом митинге новой партии сильно его взбодрила. Теперь уж распутница будет совершенно посрамлена.

IV

Весь вопрос в хранении. Каждый день примерно с часу до трех Джордж был привязан к своим пакетам. Однажды он пошел в кино, и даже в темноте, на спаренном сеансе фильмов про колонию нудистов, ему было неудобно. Он боялся положить пакеты на соседнее сиденье, особенно в таком кинотеатре. Держа их на коленях, он помнил об этом бремени все три часа, пока экран переполняла загорелая плоть. В другие дни он их таскал с собой, от скуки бродя по деловому району и Кварталу. К трем же часам он так уставал от своего пешего марафона, что сил на ежедневные переговоры уже не оставалось; за два часа подобных транспортировок обертки пакетов влажнели и рвались. Если хотя бы один рассыплется на улице, следующие несколько лет Джордж запросто проведет в колонии для малолетних преступников. Почему тот филер хотел его арестовать в уборной? Он же ничего не сделал. Наверняка у агента какая-нибудь детективная телепатия есть.