Они пересекли проспект Святого Клода, когда плотный поток машин на минуту иссяк, и пошли по другой стороне под неоновыми вывесками. Проходя мимо похоронного бюро, Санта задержалась перекинуться словечком с одним из безутешных родственников, стоявшим на тротуаре:
– Послушьте, мистэр, а кого это там положили?
– Старушку Лопес провожают, – ответил человек.
– Что вы говорите? Это жена того Лопэса, что магаˊзын держал на Французовой?
– Она самая.
– Ай, как жалко, – протянула Санта. – А от чего?
– Сердчишко прихватило.
– Ай, ну ужас-то какой, а? – с чувством вступила миссис Райлли. – Бедненькая девочка.
– Вот кабы я одэта была, – сообщила Санта человеку, – беспрэменно зашла бы соболезны выразить. А то мы тут с друзьями как раз на картину идем. Спасибо вам.
Они двинулись дальше, и Санта принялась в красках описывать миссис Райлли множество скорбей и невзгод, из которых состояло унылое существование старушки Лопес. В конце концов Санта произнесла:
– Я, наверно, ее семье мэссу закажу.
– Боже-сусе, – выдохнула миссис Райлли, ошеломленная биографией старушки Лопес. – Я, наверно, тоже – за упокой бедняжкиной души.
– Ирэна! – возопила Санта. – Но ты же даже их не знаешь совсэм!
– Так-то оно так, – вяло согласилась миссис Райлли.
Подходя к кинотеатру, Санта и мистер Робишо пустились в легкую дискуссию, кто будет покупать билеты. Миссис Райлли сказала, что купила бы она, вот только если б не надо было платить в рассрочку до конца недели за Игнациусову трубу. Однако мистер Робишо оставался непреклонен, и Санта после долгих препирательств позволила ему поступать как знает.
– В конце концов, – сказала ему Санта, когда он вручал дамам билеты, – денюшка есть только у вас.
И она подмигнула миссис Райлли, чьи мысли опять заклубились вокруг вывески, смысл которой Игнациус объяснить ей отказался. Боˊльшую часть фильма она не переставала думать о быстро усыхавшей зарплате сына, о рассрочке за трубу, о плате за разрушенный дом, о сережке и о вывеске. И только восклицания Санты: «Ай, какая милашечка!» и «Ты гля тока, какое на ней хорошэнькое платьишко, Ирэна!» – возвращали миссис Райлли к тому, что происходило на экране. А потом от раздумий о сыне и собственных проблемах, что в конечном итоге было одно и то же, ее отвлекло кое-что еще. Рука мистера Робишо мягко легла на ее руку и теперь ее держала. Миссис Райлли боялась шевельнуться. И почему только картины настраивали всех мужчин, которых она знала в жизни – мистера Райлли и мистера Робишо, – на амурный лад? Она слепо уставилась в экран, на котором уже не Дебби Рейнолдз выделывала в цвете свои курбеты, а, похоже, принимала ванну черно-белая Джин Харлоу.
Миссис Райлли как раз решала для себя проблему: можно ли как-то вывернуться из рукопожатия мистера Робишо и выскочить из кинотеатра, – когда Санта завопила:
– Ты тока гля, Ирэна, что хошь поспорю, малютка Дэбби щас себе дитенка родит!
– Кого? – взвыла миссис Райлли и вдруг безумно и громко разрыдалась. Всхлипы не утихли, пока перепуганный мистер Робишо не привлек ее свекольную голову и аккуратно не прислонил к своему плечу.
II