Сговор остолопов

– Ууу-иии! – только и смог вымолвить Джоунз, тоже выглянув в дверь. – Мамка в зеленой шапчонке. Перцуально. Живьем.

– Я уже вижу, что вы мудро решили нанять самого устрашающего с виду мавра, чтобы он защищал вас от разъяренных обсчитанных клиентов, – заметила мамка в зеленой шапчонке Лане Ли.

– Вышвырни его отсюда, – велела Лана Джоунзу.

– В-во! Это как вы слонами швыряться будешь?

– Взгляните только на эти темные очки. Вне всякого сомнения, анатомическая система его купается в наркотиках.

– А ну марш внутрь, к чертовой матери, – приказала Лана Дарлине, вытаращившейся на Игнациуса, толкнула ее в дверь и снова повернулась к Джоунзу: – Ладно. Хватай его.

– Доставайте свою бритву и режьте меня, – сказал Игнациус, когда Лана с Дарлиной скрылись внутри. – Плещите мне щелоком в лицо. Колите меня. Вам, разумеется, никогда не понять, что меня к амплуа искалеченного торговца сосисками привел мой интерес к гражданским правам. Я лишился в особенности успешной должности из-за своей твердой позиции по расовому вопросу. Мои натруженные ноги сейчас – косвенный результат моего чувствительного социального сознания.

– В-во! Так «Штаны Леви» тебя выперли за того, что ты там всех бедных черных публик в каталашку хотел засадить, а?

– Как вам стало об этом известно? – осторожно поинтересовался Игнациус. – Вы участвовали в этом особенно бесплодном путче?

– Не-а. Я же слышу, чего публики болтают.

– Вот как? – заинтересовался Игнациус. – Вне всякого сомнения, они в таком случае как-то упоминали о моей осанке и манере держаться. Таким образом, меня стали узнавать. Едва ли я заподозрил бы, что стану легендарным. Вероятно, я слишком поспешил оставить это движение на произвол судьбы. – Игнациус был в восторге. День все же обещал быть прекрасным – после множества пасмурных. – Я, вероятно, превратился некоторым образом в мученика. – Он рыгнул. – Хотите сосиску? Я предлагаю эту любезную услугу клиентам всех цветов кожи и вероисповеданий. «Райские Киоскеры» стали пионерами подобного обслуживания в местах общественного пользования.

– А чё это такой белый чувак, – да еще гавришь так складно, – вдруг сусисы торгует?

– Прошу вас направлять издуваемый дым в ином направлении. Моя респираторная система, к сожалению, далека от совершенства. Я подозреваю, что стал результатом исключительно слабого зачатия со стороны моего отца. Сперма его, вероятно, была извергнута довольно-таки небрежным манером.

Подфартило, подумал Джоунз. Жирная мамка свалилась с неба как раз, когда позарез нужна.

– Ты, наверно, не в себе, чувак. У тебя крутая работа надо, большой «бюйк» и прочее говно. В-во! Кондицанер, разноцветый чиливизар…

– У меня очень приятное занятие, – ледяным тоном ответил Игнациус. – Работа на свежем воздухе, никакого надсмотра. Единственное напряжение – на ноги.

– Ежли б я в колеж ходил, так не таскал бы за собой мясную телегу, не толкал бы народам дрянь с говном всякое.

– Я вас умоляю! Райские продукты обладают высочайшим качеством. – Игнациус для острастки погромыхал абордажной саблей о бордюр. – Ни один из наемных служащих вашего сомнительного заведения не вправе критиковать род занятий другого человека.

– Лять, ты чё думашь, мне что ли «Ночью тех» нравится? Ууу-иии. Я другова хочу. Хорошее место чтобы, по найму себе пристроить, заплаты чтоб на житье хватало.

– Я так и подозревал, – рассердился Игнациус. – Иными словами, вы желаете тотально обуржуазиться. Вам всем промыли мозги. Воображаю, что вам бы хотелось добиться успеха или чего-то столь же гнусного.

– Й-их, во теперь ты меня поал. В-во!

– В действительности я сейчас не располагаю временем для обсуждения ваших ошибочных субъективных оценок. Тем не менее мне от вас потребуется кое-какая информация. Нет ли, случайно, в этом притоне женщины, склонной к чтению?

– Ага. Она мне все время подсовыват чёнть почитать, гаврит, чтоб я себя совершенствал. Очень порядычная такая.

– О, мой бог! – Изжелта-небесные зенки вспыхнули огнем. – Могу ли я как-либо познакомиться с этим образцом порядочности?

Джоунз спросил себя, чё тут за дела такие, но ответил учтиво:

– В-во! Хочшь ее увидать, так заходи как-нить вечером, она как раз с любимцей трынцует.

– Боже мой. Только не говорите мне, что она и есть эта самая Шмарлетт О’Хара.

– Ну. Она и есть. Харля Во-Харя самая.

– Боэций плюс домашний любимец, – пробормотал себе под нос Игнациус. – Какое открытие.

– Она сизон раскроет через пару-трешку дён, чувак. Подволакивай суда задницу. У нее самый смачный скриптакыль тут, что я тока видал. В-во!

– Могу себе представить, – с уважением произнес Игнациус. Некая блистательная сатира на декадентский Старый Юг, разыгрываемая перед ничего не подозревающими свиньями-завсегдатаями «Ночи утех». Несчастная Шмарлетт. – Скажите же мне. Что именно за домашний любимец у нее?

– Й-их! Этова я тебе не могу сказать, чувак. Сам позексаешь. Скриптакыль – это большой серприз. Харле там тож есть чё сказать. Тут те не просто стриптыз. Харля базарить будет.