Сговор остолопов

– Он, конечно, очень внимательный, – выдохнула мисс Райлли в трубку. – Только я иногда так невричаю, когда он про комунястов начинает.

– Что, во имя всего святого, вы тут мелете, мамаша? – загрохотал из прихожей Игнациус.

– Хспти, – сказала Санта. – Никак Игнациус пришел.

– Шшш, – прошипела миссис Райлли в телефон.

– Ну, так послуш суда, малыша. Как тока Клод женицца, он и думать забуйт про этих камуняков. У него ж мозги щас ничем не заняты, все оттуда. Дай ему любви нэмножко, и вся недолга.

– Санта!

– Господи боже мой, – поперхнулся от негодования Игнациус. – Вы снова разговариваете с этой проституткой Баттальей?

– Закрой рот, мальчик.

– Ты б лучше этому свому Игнациусу по голове настучала, – посоветовала Санта.

– Ох, если б мне только сил на это хватило, – ответила миссис Райлли.

– Ой, Ирэна, чуть не забыла же. Анджело сёдни утром заходил, кофы выпить. Так я его едва признала. Видела б ты его в этом шерсином косюме. Чисто лошадь миссис Астор[76]. Бэдненький Анджело. Уж так старается, так старается. Теперь по разным барам ходить будет, грит, по пэрвоклассам. Скорей бы уж он какого-нить субчика привлек.

– Нет, ну какой ужас, – печально отозвалась миссис Райлли. – А что ж он делать будет, если его из сил выгонят? Ему ж троих детишек кормить надо.

– В «Райских Киоскерах» для людей с инициативой и хорошим вкусом открыты весьма перспективные возможности, – сказал Игнациус.

– Слушай-слушай этого самашетшево, – сказала Санта. – Ай, Ирэна. Позвони-ка ты лучше в Благодаритэльную, голуба.

– Давай же ж ему еще один шанец дадим. Может, куш какой сорвет.

– Я ващще не понимаю, чиво я тут врэмя с тобой трачу, разговоры грю, – хрипло вздохнула Санта. – Значть, сёдни около сэми? Клод грил, тоже суда придет. Заежжай за нами, съездим на озеро прокатимся, крабов как следыват поедим. Ф-фу-у! Как же ж вам, детки, повезло, что я с вами тут нянькаюсь. Вам же ж просто нянька нужна, особливо када Клод тут отирается.

Санта фыркнула гуще обычного и повесила трубку.

– О чем можно столько болтать с этой старой сводней, во имя всего святого на земле? – спросил Игнациус.

– Заткнись!

– Благодарю вас. Я вижу, дела здесь обстоят, как всегда, жизнерадостно.

– Ты сколько денег сегодня принес? Опять четвертак? – завопила миссис Райлли. Она подскочила, быстро сунула руку в карман форменного халата и извлекла оттуда яркую открытку. – Игнациус!

– Отдайте немедля! – загрохотал тот. – Как осмелились вы запятнать это великолепное изображение своими грязными руками винной торговки?

Миссис Райлли снова всмотрелась в снимок и закрыла глаза. По щеке ее покатилась слезинка.

– Я так и знала, когда ты начал эти сосыски торговать, что с такими людями якшаться будешь.

– Что вы имеете в виду – «с такими людями»? – сердито спросил Игнациус, пряча фотографию в карман. – Это блестящая злоупотребленная женщина. Говорите о ней с уважением и почтением.

– Я вообще не хочу разговаривать, – всхлипнула миссис Райлли, не распечатывая глаз. – Иди к себе в комнату и сиди там, пиши свои глупости. – Зазвонил телефон. – Это опять, должно быть, мистер Леви. Он сегодня уже два раза звонил.

– Мистер Леви? Что понадобилось этому монстру?

– Он не захотел мне говорить. Ступай, самашетший. Отвечай. Сыми трубку.

– Что ж, я определенно не желаю с ним разговаривать, – громыхнул Игнациус. Он снял трубку и измененным голосом, в котором богато играли мейфэрские[77] акценты, ответил: – Аллоу?

– Мистер Райлли? – спросил мужской голос.

– Егоу здесь нет.

– Это Гас Леви. – На заднем фоне тем временем слышался женский голос:

– Посмотрим теперь, что ты ему скажешь. Еще один шанс коту под хвост, психопат сбежал.

– Мне несказанно жаль, – провозгласил Игнациус. – Мистера Райлли сегоудня днем вызвали из гоурода по одному весьма неотлоужному делу. В действительности же оун пребывает в психиатрической лечебнице штата в Мандевилле. С тех поур, как ваш коунцерн стоуль злонамеренноу его увоулил, ему прихоудится соувершать регулярные поуездки в Мандевилль и обратноу. Всё его эгоу израненоу. Вы еще можете получить счета от егоу психиатра. Они довоульно-таки оушеломляющи.

– Так он свихнулся?

– Неистово и окончательноу. Мы провели здесь с ним весьма незабываемое время. В первый раз, когда оун отправился в Мандевилль, егоу пришлось транспоуртировать в броунированном автомоубиле. Как вам известно, его телослоужение довоульно величественно. Сегодня днем, тем не менее, оун отправился в обычной патрульной карете «Скоурой поумощи».

– А в Мандевилле к нему пускают посетителей?

– Ну, разумеется. Поуезжайте и поувидайтесь с ним. Привезите ему печеньяу.

Игнациус шваркнул трубкой о рычаг, сунул четвертьдолларовую монету в ладонь все еще шмыгавшей носом матери и, переваливаясь с борта на борт, направился к себе в комнату. Открывая дверь, он чуть-чуть помедлил, поправляя табличку «МИР ВСЕМ ЛЮДЯМ ДОБРОЙ ВОЛИ», которую когда-то пришпилил кнопкой к шелушившемуся краской дереву.

Все знаки указывали вверх; колесо его вращалось к небесам.

Двенадцать

I