– Благодарите Фортуну, что я отмежевался от этого движения, – громыхал по пути Игнациус. Девочки сдвинули ему кашне на один глаз, и теперь он не очень ясно видел, куда направляется. – Вы – помраченные люди, едва ли вы сможете привлечь избирателей.
Они выпихнули его в ворота на тротуар. Стилеты испанской юкки пребольно кололи икры, пока Игнациус спотыкался, восстанавливая баланс.
– Ладно, сволочь, – крикнула ему Фрида, захлопывая ворота. – Даем тебе десять минут форы. А потом начнем прочесывать Квартал.
– И лучше, если мы твою жирную задницу не найдем, – сказала Лиз.
– Отваливай, Пузо, – добавила Бетти. – Мы уже давно хорошенько не махались. А сейчас подходящий случай.
– Ваше движение обречено, – брызгал слюной им в затылок Игнациус, пока девочки, возвращаясь в дом, дружески сталкивали друг друга с дорожки. – Вы слышите меня? Об-ре-че-но. Вы ничего не знаете ни о политике, ни о работе с избирателями. Вы не пройдете ни по одному округу в стране. Да вы даже в Квартале не пройдете!
Дверь захлопнулась, девочки вернулись на вечеринку, которая, казалось, снова набрала обороты. Опять зазвучала музыка, до Игнациуса громче прежнего донеслись визги и вопли. Он постучал по задним ставням абордажной саблей и заорал:
– Вы проиграете! – Ответом ему были топот и шарканье множества танцующих ног.
Из тени соседнего дверного проема на секунду выступил человек в шелковом костюме и фетровой шляпе – проверил, скрылись ли девочки. Затем скользнул обратно во тьму, наблюдая за Игнациусом, в неистовстве ковылявшим туда и сюда перед фасадом.
Клапан Игнациуса отреагировал на обиду, накрепко захлопнувшись. Руки проявили сочувствие, обильно покрывшись белыми пупырышками, которые чесались так, что можно было сойти с ума. Что же теперь расскажет он Мирне о движении за мир? Как и провалившийся Крестовый Поход за Мавританское Достоинство, сейчас у него на зудевших руках была еще одна катастрофа. Фортуна, злобная шлюха. Вечер едва начался; он не мог вернуться на Константинопольскую улицу ко всему ассортименту материнских нападок – по крайней мере сейчас, когда все его эмоции были нацелены на кульминацию, так безжалостно выхваченную прямо из пальцев. Почти неделю помыслы его занимало первое собрание нового движения, теперь же, выброшенный с политической арены тремя сомнительными девками, он стоял, разочарованный и разъяренный, на мокрой брусчатке улицы Святого Петра.
Взглянув на часики с Мики-Мышем, как обычно, почивавшие в бозе, он задался вопросом, который теперь час. Может, он еще успеет на первое представление в «Ночь утех». Вероятно, у мисс О’Хара уже премьера. Если им с Мирной не суждено провести турнир в политике, пусть он состоится в области секса. Каким великолепным копьем – Мирне прямо между отвратительных глаз – может стать мисс О’Хара. Игнациус еще раз посмотрел на снимок – у него текли слюнки. Что же у нее за любимец? Вечер еще получится вырвать из челюстей неудачи.
Почесав поочередно лапы, он решил, что, по крайней мере, соображения безопасности требуют движения. Три дикарки могут запросто сдержать слово. Он заколыхался телом по улице Святого Петра к Бурбоновой. Мужчина в шелковом костюме и фетровой шляпе выступил из проема и двинулся за ним. На Бурбоновой Игнациус свернул и сквозь ночной парад туристов и обитателей Квартала зашагал к Канальной. В этой толпе он отнюдь не выглядел странно. Он расталкивал толпу на узеньком тротуаре, бедра его свободно колыхались, тараня прохожих. Когда Мирна прочитает о мисс О’Хара, она в ужасе поперхнется эспрессо и забрызгает все письмо.
Едва вступив в квартал, где располагалась «Ночь утех», Игнациус услыхал крики обдолбанного негра:
– В-во! Заходи, смотри, как мисс Харля Во-Харя с любимцей трынцует. Гарантирыет сто перцентов настоящщих танцыв с плантацый. Гажный мамаёбаный стакан гарантирывано с ног шибает. В-во! Гажному гарантирывано сифлис из стакана подхватить. Й-их! Никто никада не видал, как мисс Харля Во-Харя трынцует с любимцей, прям как на Старых Югах. Сёдни примера, может, тока один раз и застанете. Ууу-иии.
Игнациус увидел его сквозь толпу, спешившую мимо «Ночи утех». Кликам зазывалы явно никто не внимал. Да и сам крикун сделал паузу и изрыгнул нимбовидное образование дыма. На зазывале были фрак и цилиндр, своим фасадом нависавший над черными очками; из тучи дыма Джоунз улыбался людям, не поддававшимся его обаянию.
– Эй! Публики, харэ тут шляться. Заходи, пристрой себе очко на тубаретку в «Ночью тех», – начал он снова. – В «Ночью тех» настоящщие черные публики пашут ниже минималой заплаты. В-во! Гарнтирывана настоящщая тамосфера, прям как на плантацый, прям на истраде хлопки растут, прям на глазу работчика граждамских прав по заднице лупят прям промеж скриптакыля. Эй!
– Мисс О’Хара уже начала? – всхлипнул Игнациус локтю зазывалы.
– Уу-ии! – Толстая мамка объявилась. Перцуально. – Эй, чувак, а чё ты серёгу не снял свою и шафрик? Ты это кого соображашь?