Сговор остолопов

– Даже в таком маленьком добром деле ты мне отказываешь. Твоего типа нет ни в одном учебнике по психологии. Да ты сходи к доктору Ленни хотя бы ради него. Как только твою болезнь опишут в психиатрических журналах, его начнут приглашать в Вену читать лекции. Ты сделаешь его знаменитым – как та изувеченная девочка, или кто там был, подарила известность Фрейду[86].

Пока миссис Леви ослепляла себя слоями аквамариновых теней, готовясь к подвигу милосердия, ее супруг вывел свой спортивный автомобиль из монументального гаража на три машины, выстроенного, точно солидный помещичий каретный ряд, и сидел, созерцая спокойную рябь бухты. Его грудь покалывали крошечные дротики изжоги. Райлли непременно должен признаться. Крючкотворы Абельмана сотрут мистера Леви с лица земли; он не может подарить супруге такого удовлетворения. Если Райлли признается, что написал письмо, если он сам, Гас Леви, как-то выберется из этой передряги, – он станет другим. Он даст клятву стать новым человеком. Он даже, наверное, оделит компанию своим руководящим вниманием. Надзирать за предприятием – это же так разумно и практично. «Штаны Леви» без внимания – как дитя без призора: оно может стать малолетним преступником, а отсюда – всевозможные проблемы, которые можно предотвратить чуточкой воспитания, капелькой заботы и любви. Чем больше стараешься держаться подальше от «Штанов Леви», тем больше они тебя гнетут. «Штаны Леви» – как врожденный дефект, как семейное проклятье.

– У всех моих знакомых – прекрасные большие седаны, – изрекла миссис Леви, усаживаясь в маленькую машину. – Только не у тебя. Нет. Тебе же необходим игрушечный автомобильчик, который стоит больше «кадиллака», и где у меня вся прическа на ветру разлетается.

Подкрепляя ее мысль, лакированная прядка волос выбилась и жестко затрепетала, когда они с ревом вылетели на прибрежную трассу. Всю дорогу через болота оба не проронили ни слова. Мистер Леви нервно всматривался в свое будущее. Миссис Леви удовлетворенно созерцала свое, и ее аквамариновые веки спокойно подрагивали в потоках воздуха. Наконец супруги ворвались в город: по мере приближения к этому дурачку Райлли мистер Леви все сильнее давил на газ. Водится с компанией из Квартала. Бог знает, что у него за личная жизнь. Одно сумасшедшее происшествие за другим, безумие на безумии.

– Мне кажется, я наконец проанализировала твою проблему, – произнесла миссис Райлли, когда им пришлось затормозить в уличной пробке. – Ключ – в твоей безрассудной езде. Меня вдруг осенило. Теперь я знаю, почему ты лег в дрейф, почему у тебя нет никаких амбиций, почему ты пустил весь бизнес коту под хвост. – Миссис Леви сделала эффектную паузу. – У тебя инстинкт смерти.

– В последний раз сегодня – заткнись.

– Противоречия, враждебность, озлобленность, – счастливо перечисляла миссис Леви. – Все это очень плохо кончится, Гас.

Стояла суббота, и «Штаны Леви» по случаю выходных временно прекратили свои посягательства на концепцию свободного предпринимательства. Чета Леви проехала мимо фабрики, с улицы выглядевшей одинаково при смерти вне зависимости от того, рабочий был день или выходной. Одна антенна трубы курилась легким дымком – вроде того, что испускают тлеющие кучи палой листвы. Мистера Леви дым озадачил. Кто-то из рабочих, должно быть, в пятницу оставил в печи догорать раскроечный стол. Кто-то там, может быть, даже листья жжет. Случались вещи и любопытнее. Во время своего керамического периода сама миссис Леви, например, распорядилась переоборудовать одну из печей в сушильную камеру.

Когда фабрика осталась позади, а миссис Леви, окинув ее взором, изрекла:

– Грустно, грустно, – они свернули к реке и остановились у полубессознательной на вид деревянной многоквартирной постройки через дорогу от пристани «Улица Желанья». Дорожка из желтых лоскутов манила прохожего взойти по некрашеным ступеням крыльца к какой-то смутной цели в глубине здания.

– Я ненадолго, – вымолвила миссис Леви, озабоченная процессом вздымания и поддержки туловища, необходимым для извлечения тела из спортивного автомобиля. С собой она прихватила коробку недоеденного голландского печенья, первоначально предназначавшуюся для мандевилльского пациента. – У меня этот проект уже поперек горла стоит. Быть может, печенье увлечет ее и мне не придется вступать с нею в долгую беседу. – Она улыбнулась супругу. – Желаю удачи с юным идеалистом. Не позволяй ему разыграть себя еще раз.

Мистер Леви рванул с места в сторону городской окраины. У светофора он еще раз сверился с адресом Райлли в утренней газете, сложенной и засунутой в щель между гнездами сидений. Он проехал вдоль реки по улице Чопитулас, свернул на Константинопольскую и скакал по ее выбоинам, пока не отыскал миниатюрное строение. Неужели этот огромный дурачок помещается в таком кукольном домике? Как он в дверь проходит?

Мистер Леви поднялся по ступенькам и прочитал надпись «Мир Любой Ценой», прикнопленную к столбику веранды, и другую – «Мир Всем Людям Доброй Воли», – наклеенную прямо на стену домика. Он не ошибся. Внутри звонил телефон.