Сгущая краски (СИ)

Нико крепко жмётся к нему всем, что только может существовать в её наполненном ураганом неизвестных эмоций теле, цепляется неожиданно сильными, но по-прежнему стеклянно-хрупкими пальцами за плечи и упирается лбом в то самое место, где сердце глухо отстукивает мелкую дробь по прутьям клетки из рёбер.

У него в теле напрягается и каменеет каждая грёбаная мышца, немеет язык и густо зреет непонимание, выкручивающее внутренности и выворачивающее их все до единой наизнанку.

Понимание того, что так даже лучше и спокойнее как-то, приходит уже потом – после того, как у переключателя рационального мышления, обычно работающего в режиме нон-стоп, выбивает пробки.

– Ну, и что ты творишь? – Интересуется риторически, совершенно не видя, но поразительно точно слыша её улыбку. – Я пожалуюсь на тебя за сексуальное домогательство.

– Жалуйтесь, – доверительно позволяет она, поднимая голову и снова заглядывая в глаза, не боясь быть отвергнутой.

И Шота впервые в ней видит не сильную неугасающим духом и моральным подъёмом личность, а спрятавшуюся за налётом негромких, но убедительных бравад, хитростью ума и оптимизмом девушку-подростка, которой просто пиздец как клинически не повезло в жизни.

Родиться не повезло, наверное.

Такие личные вещи Айзава может лишь предполагать. И в случае с Нико его это драконит почти так же сильно, как внимание медиа и их попытки прилюдно унизить всех, из чьей реакции можно сделать сенсацию и раздуть публичный скандал.

Потому что он фактически нихера не знает о том, что пришлось пережить Нико, чтобы оказаться здесь и сейчас.

Потому что теперь знает наперёд – она от одиночества буквально на стену готова лезть.

И потому что он нихера не может с этим сделать, пока её прошлое так сильно похоже на блядское минное поле, в котором куда ни плюнь – заденешь то, на что даже смотреть не стоило.

========== IV. Похороны королевского сердца. ==========

viii. Philter – We Move Like Wolves

Толерантность – ещё одна из многочисленных форм безразличия.

Она может казаться производной от великодушия, но по факту это лишь проявление глубокого похуизма на стороны окружающего мира и социум в том числе. И как бы ни кичились этой чертой мировые политики, селебрити современного шоу-бизнеса, про герои и прочие другие песчинки Вселенной, важные в пределах одной планеты, но абсолютно незначительные в общих чертах мироздания, в основном всем им серо-буро-малиново на то, что именно творится за границей собственного поля зрения.

Нико не думает, что это плохо. Вернее будет сказать, что плохо вовсе не это. А факт того, что эту шелуху равенства в отношении всех и всего, выставляют, как что-то хорошее и правильное. И что люди съедают это, не пережёвывая, глотают и не давятся.

Но это равнодушие – не корректность. Суо трезво видит это и принимает, не идеализируя ни чужую, ни даже свою личную толерантность.

Потому что ей и правда до фени. Естественно не на всё и не всегда, однако на многие аспекты себя и своей жизни – это уж точно.

Айзаву это бесит просто неимоверно.

Сейчас, когда Нико об этом вспоминает, то к ней приходит осознание – так было и в прошлом: интервал в два года ничего толком не переменил и лишь заставил его забыть о том, что было связано со студенткой по фамилии Суо. Но не о том, какими яркими были эмоции от этого её прохладного отношения к самой себе.

Умевшая неплохо маскировать под густым налётом трудолюбия тотальное безразличие к геройскому ремеслу, перебивать ошибочные поступки правильными словами – пустой бравадой на самом деле – и разжигать во взгляде огонь справедливости, за которым скрывалось нечто едва ли большее, чем всепоглощающая пустота, Нико лгала без зазрений совести, одновременно с этим умудряясь не скрывать правды.

И то, что этого не смог вовремя заметить даже один из самых проницательных преподавателей академии учитель, лишний раз доказывает, что в этом она преуспела, как никто другой.

Хотя даже там – глубоко-глубоко – под плотной скорлупой изо лжи, обмана, равнодушия, апатии и ядовитого презрения к коллективному мнению, таилось нечто такое, о чём Суо желала забыть во что бы то ни стало. Просто для того, чтобы сберечь эти остатки обратной стороны ненавистного чувства глубокой пустоты как можно дольше.

Хэй, у меня ведь тоже есть она – душа эта ваша.

Не такая широкая и светлая, как у других. Не умеющая смотреть на чёрное и белое, при этом чётко отличая их друг от друга. Не имеющая всепрощающей ипостаси и не способная на большие подвиги ради кого-либо.

Но она есть. Всё ещё прячется там, где её не увидеть, не смолов в труху заскорузлый слой, комьями грязи налепленный поверх тлеющего уголька, по-прежнему живущего самой искренней мечтой.

«Тебе следует найти своё место в жизни, Суо. Оно есть – мы оба знаем – но не среди героев».