Призрачно мерещится, будто она давит в себе душащий плач и слёзные всхлипы, но Нико поднимается с места и её глаза абсолютно сухие. И не печальные совсем даже: в них не прячется даже оттенка тоски или грусти. В них вообще ничего нет – сосущая пустота, да и только.
Настолько пугающая и неизвестная, что буквально делает из неё чужого, незнакомого человека.
Из-за этого вакуума – почти космоса – во взгляде, Айзава готов поспорить и поставить на кон всё самое ценное, что не является здесь самым большим лжецом.
xvii. Meg Myers – Sorry
В то же утро, когда город гасит ночные огни, а на горизонте брезжит горящим небом рассвет – Нико впервые показывает Айзаве нечто большее, нежели наигранные, отточенные годами тренировок эмоции, запирающие внутри неё чувства гораздо ярче, сильнее и гуще, чем то скудное однообразие, что она демонстрирует, как защитный механизм.
Суть перепалки – где её завязка и какова кульминация – не ясна, потому что героическое появление приходится на самый конец истории. Однако вмешиваться в это ему всё равно не дают. Хозяйка Камелии мягко преграждает путь рукой, молчаливым жестом призывая понаблюдать.
За тем, как безмятежная, и тем не менее беспощадная, суровая ярость на лице Нико, до лихорадочных потряхиваний пугает клиента, что явно провинился в чём-то.
– Мы не притон, – её голос отдаёт сталью, леденящей душу ненавистью. Лютой и зверской. – Здесь нарушения правил с рук не спускают.
Трясущиеся от неконтролируемой злобы пальцы пускают по всему телу молодого глупца прочную паутину, что цепляется за окружающие предметы и натягивается до натужного струнного скрипа.
Бездействие даётся Айзаве слишком тяжело, чтобы спокойно смотреть.
У неё по ладоням стекает кровь из-за использования квирка, стоит только рукам неосторожно сжаться и некритично ранить запуганного посетителя. Бережно относиться к нему и даже к самой себе сейчас Суо попросту не в состоянии.
– Вот же ублюдочная клиентура пошла, – полным омерзения голосом бросает какая-то девица, поддерживая наряду с двумя своими коллегами ещё одну дамочку, которая не в состоянии не то, что идти, но, кажется, даже взгляд на чём-то сфокусировать.
Пьяную в хлам, или…
– Читать вас, видимо, не обучили в вашем «высшем обществе»? – С трудом управляя квирком, Нико двигает нитями так, что те подвешивают перед носом незадачливого съёмщика развёрнутый свод правил. – Никаких. Наркотических. Средств.
… накачанную в процессе отдыха явно не тем, что можно найти в аптеке и смешать.
Выяснение отношений между Суо и нарушителем устава обрывается криком последнего:
– Да пошла ты, тварь конченая! Кому вообще есть дело до того, чем ваши блядские туши накормят, шлюхи?!
– … Зря он это сказал, – презрительно фырчит Мадам, давая охране предупредительный жест, чтобы тот готовился разнимать.
Нико выглядит так, будто её сейчас разорвёт от гнева. Она рычит, стонет и скалится, закатывая глаза от нестерпимого желания переломать каждую кость в теле напыщенного говнюка. Похоже Суо всерьёз настроена зубами впиться ему глотку и голыми руками свернуть шею.
Для Айзавы это более, чем достойный повод для того, чтобы использовать свой квирк на ней и оградить от необдуманных действий.
Лески слабнут и виснут безжизненными нитями.
Вряд ли Нико это замечает, уже бросаясь на клиента, приготовившегося обороняться от слетевшей с катушек девчонки.
– Я надеюсь, что ты превратишься в то же, во что и все остальные наркоманы, которым в жизни острых ощущений мало, - остервенело шипит Суо, почти не сопротивляясь, когда её хватают поперёк талии и оттаскивают подальше. – Гниющий кусок мяса. Да ты не стоишь даже того, чтобы тебя спасать, падаль.
– Нико, уймись!
Шота не думает, что кричать на неё в таком состоянии – лучший выход из возможных. Но его неуверенность в том, что девушка сейчас вообще кого-нибудь услышит, непроизвольно делает голос на полтона выше.
Её сердце – чувствуется даже сквозь кожу и кости – бешено бьётся от клокочущей злости и даже жилы на висках трепещут, от чего замешательство лишь усугубляется безумной догадкой о том, что прошлое её было связано с наркотиками.
– Знаете, что? – Суо вырывается из захвата, потому что Айзава не ожидает, что не имевшая волю к сопротивлению девушка начнёт брыкаться. И да – банальный страх переломить что-нибудь в хрупком теле, на автопилоте ослабляет хватку. – Мой брат подох от этой гадости. Сгнил заживо. Потому что был таким же, говоря те же самые слова – успокойся, я справлюсь, твой брат всё решит, я тебя защищу. А потом обкололся и сдох! Мне во благо, представляете?! И если вы понимаете, о каком поведении идёт речь, то не думаю, что вы можете решать за меня, что там чего стоит.
И если бы можно было сделать какой-то комментарий к её словам, то Шота непременно бы сказал, что никогда в жизни ему ещё не было так досадно делать верные умозаключение, как в этот момент.
Сполна хлебнувшая из чаши с несчастьями, Нико теперь кажется втянутой в грязь с Лигой Злодеев гораздо больше, чем может почудиться на первый взгляд.
Вполне может быть, что она касается этого даже больше, чем думает сама.