Но нет. Нико и не помышляла никогда о том, чтобы своими пустыми руками пытаться что-то ухватить.
Вот и чувствует себя порой жалко, слишком чужеродно для мира, переполненного гранями справедливости, в котором ей – ничтожной пародии на человека, не способной даже толком родную кровь оплакать во время и после похорон, прошедших проклятую «счастливую» семёрку лет назад – живётся так паршиво, что хочется то ли сдохнуть, то ли впасть в кому с огромной табличкой на шее: «разбудите, когда мир станет лучше».
То есть – никогда.
По крайней мере это пассивно-депрессивное состояние длится до тех пор, пока поперёк её хрупкого пути, усыпанного то ли гвоздями, то ли стёклами битыми – сегодня уже и не разобрать толком – не встаёт сварливый учитель-реалист, с подачки которого весь шедевральный спектакль одного актёра в единое мгновение превращается в самое натуральное посмешище. Копеечное представление для бедняков.
Срывающее маски, стирающее грани и вымывающее ощущение реальности шоу.
Айзава виртуозно сдирает с Нико фальшивую кожу, не успевшую стать достаточно прочной для того, чтобы называться надёжным щитом. Да так, что с течением времени она и вовсе начинает задумываться над тем, что это юмор у её путеводной звезды такой несмешной – злобный и чрезмерно жестокий. Иначе никак не выходит придумать достойную причину, по которой каждый мимолётный момент неподдельной радости через какое-то время рикошетит Суо в лицо сбивающей с ног пощёчиной и сокрушительными ударами по голове.
Она уже с каким-то мазохистским вожделением и опаской ожидает очередную подножку судьбы за спасительную встречу с Айзавой и за все проведённые под его крылом часы настоящего счастья, сотканного мириадами мелких узоров незначительных мигов почти-семейного уюта на туго-сплетённой канве долгожданного покоя.
Ей бы остаток собственной вечности так протянуть – пару-десятков лет же всего. Для целого мироздания это даже на отрезок времени не похоже.
Хотя зная эту злорадную суку, что вершит жизни людей, так просто отделаться не получится.
– … Почему ты вообще со мной связался? – Нико опускает руки чуть ниже груди и бесцельно смотрит на то, как чашечку из сложенных вместе ладоней наполняет мерцающая бликами яркого комнатного освещения вода.
– Если я скажу, что мне так нравится, это усмирит твоё любопытство? – Шота запрокидывает голову и закрывает глаза, мысленно уповая на то, что в автобусе ему не придётся муштровать свой класс и появится время на сон, которого со вчерашнего утра ни в одном глазу.
Девушка смеётся и ополаскивает слегка пунцовое от жара лицо. Не то, чтобы его ответ каким-то мифическим образом устраивал её, но с колокольни такого вот несмешного юмора ситуация ей мерещится чуть легче, чем она есть на самом деле.
– Я скорее поверю в то, что у Всесильного есть, как минимум, один внебрачный ребёнок на каждом континенте, чем в то, что у тебя хобби такое – совращать меня, – она забавно фырчит и поправляет собранные на затылке волосы, морщась от боли, что теперь дробью стреляет по вискам.
Вопреки неожиданно лёгкому, пусть и немного обременённому патологической усталостью настроению, Айзава пытливо сверлит тяжёлым, сверлящим взглядом обнажённую, покрытую сверкающей плёнкой влаги, женскую спину: гордо расправленные угловатые плечи, свод хрупких лопаток, обтянутых тугой плёнкой фарфоровой кожи, узкую клетку воробьиных рёбер и лёгкий выступ костяшек позвоночника.
Вот и какого ответа, интересно знать, она от него ждёт?
Явно не признаний в чистых и светлых чувствах: их дорожки сошлись, очевидно, по ряду других причин, которые просто так не повесить на что-то настолько непродуманное и откровенно-бредовое.
– У тебя есть какие-то захватывающие теории, которыми ты можешь потрясти моё воображение? – выразительно интересуется герой, не скрывая усмешки.
Ему и самому, кажется, интересно знать, что там напридумывал хитровывернутый мозг Суо.
Нико с ответом чуть медлит – плавно откидывается назад, сексуально-лениво перекладывает правую ногу на левую и воодушевлённо прокашливается, чтобы в следующий момент начать загибать пальцы, беззаботно перечисляя:
– Случай, – прижимает к ладони большой палец. – Совпадение, – кладёт на него указательный. – Щепотка намёков на комплекс Электры, – весело сообщает, складывая рядом средний. – Немного нашего общего недомогания, – крутит пальцем у виска и добавляет ещё один пункт в общий список. – Ещё, пожалуй, профессиональная специфика, – загибает последний палец, невозмутимо подытоживая: – И вуаля: мы вместе живём, едим за одним столом, спим в одной постели, вместе страдаем ленью, идиотизмом, нехваткой личного пространства… И полчаса назад у нас был секс.
Она неотразимо улыбается, нисколько не сомневаясь в своём исключительном и неповторимом наборе аргументов, от чего становится трудно сделать какое-либо возражение против выдвинутых доводов, идеально описывающих их ситуацию.
Ни единого возникания о какой-то-там любви.