Сгущая краски (СИ)

Да Нико и не собиралась включать эту глупость в список. Как минимум по той причине, что ею владеет отнюдь не она. Это скорее похоже громадный калейдоскоп из чувств, никак не поддающийся чёткому описанию и не способный влезть в узкие рамки одного определения или понятия.

– Нерациональная чушь, – Айзава в своём репертуаре: лирика отношений между людьми для него – пустой звук. Подкреплённая сладким «ничем» теория. – Ещё и циничная.

Нико это не задевает ни капли. Она переворачивается со спины на живот, чуть расплёскивая горячую воду за края ванной, и садится на колени, чтобы мужчина хорошо разглядел её лицо с приклеенной к нему улыбкой, выражающей лишь иронию и всецелое понимание.

– Зато это гораздо лучше, чем прикрывать всё ложью о красоте чувств.

Особенно, когда они сплетены из въевшихся в кожу остатков эгоизма, превалирующего интереса «во что всё это выльется» и внутренней тяги. Ни следа романтики; никакой ласки из соплей.

Но тем не менее.

В цинизм чувств, привязавших её к Айзаве, со стороны Нико верится с трудом. Особенно в тот полный томительной интимности момент, когда её меловые пальцы с почти любовной нежностью скользят по горячей коже на его шее: очерчивают лёгкий выступ ярёмной вены и чуть задевают едва заметно дёрнувшийся кадык, а затем касаются линии подбородка, колючей от тёмной жестковатой щетины и наконец замирают на скуле, у кромки шрама.

И кажется, что вот-вот она что-то скажет – в какое-то мгновение даже ей самой.

Вместо этого все слова Нико забывает напрочь. Забывает вместе с тем, как нужно правильно дышать.

Полоумный, сверкающий лихорадкой взгляд вожделенно поглощает каждую чёрточку, тень и даже грёбанную морщинку на непроницаемом эмоциями лице.

У Айзавы губы, словно раскалённые добела угли, которые самым целомудренным касанием пускают по всему телу жгучие искры, оттого Нико становится чувствительнее в десятки… в сотни тысяч раз. Она прижимается к ним сначала робко и даже с небольшой опаской, но полноценная отдача срывает крышу. Начисто.

Как, впрочем, и всегда.

Для неё каждый жест: поцелуи, объятия или бездумное поглаживание по талии ощущается острее, чем лезвие ножа. Забивается в голову стойкостью и правильностью происходящего. Густотой чувств. Полнотой эмоций.

Нико до рези в ногтях впивается в руки мужчины, больно закусывает губы и трётся щекой о его плечо, будто желая в себя впитать оглушающий, невероятно будоражащий запах, который есть только у него.

Она движется плавно и тягуче, одновременно измучивая себя и доводя до изнеможения и удушливых хрипов.

Никакого бешенства и безумной спешки – этот этап агрессивной, голодной страсти был пройдён десятки ночей назад.

Лишь медленное и размеренное, но жгучее и всепоглощающее небытие остаётся за ними.

Оно сыплется тоннами нужных, как воздух, касаний.

Нет, любовь здесь не играет роли, её и не было никогда. Это бушующее, безграничное желание отдавать.

Я всё что пожелаешь отдам.

Бери.

И оставайся здесь, рядом. Навечно.

========== XI. Тернии в позолоте. ==========

xx. MS MR – All The Things Lost.

Полуденное солнце, повисшее над городом огненным диско-шаром, безжалостно слепит глаза дождём из греющего золота лучей и мириадами отражений: бликами на стёклах, глянцевым сверканием в остатках воды на чищенном асфальте и даже металлическим блеском на грёбаных десертных ложках.

Нико морщится, щурит глаза и опускает с макушки на нос тёмные очки, которые из отстранённого делают её образ стервозно-надменным. Девушка сидит в широком плетёном кресле уличного кафе-ресторана за столиком под огромным зонтом: левая нога перекинута поверх правой, спина напряжённо-ровна и плечи гордо расправлены, а тонкие пальцы в снобских кружевных перчатках с заносчивой аккуратностью держат белую кофейную чашку с аккуратным отпечатком матовой помады на кромке.

В последние несколько месяцев Суо не удавалось часто появляться на улице при свете дня, поэтому она чувствует себя немного неуютно среди бушующего моря толпы прохожих и держится неприступно по наитию – не отслеживая видимость своего образа со стороны.

Её собеседница же, кажется, напротив – ощущает комфорт и даже некое подобие уюта, находясь в социуме, и потому выглядит более расслабленной и приземлённой, нежели Суо.

Начинает казаться, что если бесконечный монолог будет длиться ещё хотя бы минуту, то его рассказчица непременно охрипнет.

Несколько лет работы в баре научили Суо быть терпеливо-молчаливым слушателем, который не задерживает в голове ненужную информацию, если знает, что клиент не вернётся дважды. Она умело сортировала подробности рассказов на те, что можно было без зазрения совести выбросить из памяти за ненадобностью и те, что стоило бы запомнить, дабы посетитель вернулся хотя бы для того, чтобы добавить копейку-другую в бюджет «Камелии», заказав в баре алкоголь или кофе. Отчасти благодаря этому своему приобретённому навыку Нико сейчас способна выдержать пустую болтовню-вырезку из университетской программы курса геройской социологии, которую ей старательно льёт в уши новая знакомая.