Оглядевшись, Сергей неторопливо пошёл к памятнику у дороги, к могиле капитана Огарёва. Кем был этот капитан, чем прославился, какие звёзды горели над ним и какой он совершил подвиг, Сергей не знал, но вид этой скромной могилы сперва напомнил поминальные камни у шоссе, разные венки на столбах, рядом с которыми люди отмечали место гибели своих родственников или друзей. От таких стихийных и самодельных мемориалов Сергею всегда хотелось сложить фигу в кармане. Ему казалось, что люди, которые ставят эти монументы, просто выносят своё горе напоказ или пытаются загладить вину перед теми, кому все эти венки с плитами глубоко безразличны.
Но здесь ощущение было иным – монумент казался самодостаточным, не нуждающимся во внимании к себе окружающих. Ему было все равно, где он находится: тут, в ряду других стел и памятников или на замшелом сельском кладбище, ведь и там, и тут над ним было одно и то же небо, к которому он стремился всеми своими гранями.
– Молодой человек, вы идёте к Спасо-Богородскому монастырю?
– Здравствуйте, – ошарашенно-недоверчиво Сергей глянул на непонятно откуда взявшуюся сухощавую старушку, одетую в зелёное долгополое пальто цвета весенней опушки в ясеневом лесу. – Ну, как вам сказать… Я пришёл вообще на Бородинское поле посмотреть. И на монастырь в том числе, конечно.
–Не согласитесь ли вы меня сопровождать? Дело в том, что я должна была встретиться с подругой, но она почему-то не смогла сегодня приехать и теперь я просто нуждаюсь в провожатом. Я хромаю. Тем более, что я буду вам полезна, ведь я очень люблю это Поле и когда-то писала диссертацию о нём.
– Буду весьма рад! – Сергей срочно вспоминал слова из приключенческих романов, чтобы говорить под стать этой даме. – С удовольствием составлю вам компанию и послушаю, потому что сам знаю не так много, как хотел бы.
– Тогда обещаю быть интересным и информированным собеседником – тут старушка улыбнулась посмотрела прямо в глаза Сергею. – Меня зовут Маргарита Викторовна, а похороненный здесь капитан написал в своём дневнике, что накануне битвы он с другом долго смотрел на небо, где горели светлые огни – звёзды. На следующий день Огарёв получил смертельную рану, а его друг, тоже смотревший на небо, получил за храбрость золотую шпагу. Он потом ушёл к звезде пленительного счастья, став декабристом, а в красноярской ссылке начал вести метеорологические наблюдения, то есть продолжил смотреть ввысь.
– Это как в песне: «Я иду по своей земле к небу, которым живу» …
Маргарита Викторовна как будто не обратила внимания на его реплику:
– А из какой земли вы пришли к этому бородинскому небу?
– Как вы необычно вопрос сформулировали… Вообще я из Дорохово приехал, на заводе там работаю вахтой. Но сам я из Кирова, который Вятка – города, знаменитого своими стиральными машинами, лыжами и квасом.
– Странно, что вы оттуда. Характерного вятского говора совсем нету. Вы из самого города?
– Можно и так сказать. С окраины, которая совсем недавно была пригородом. Ох… Когда я родился, это была деревня, а теперь уже часть города. Старожилы ещё окают, а те, кто помоложе, нет.
– Так я и думала. Тут дело во влиянии города, потому что города лишают своих жителей особенностей языка и индивидуальности – причёсывают всех под одну гребёнку. Разве что москвича ещё можно распознать по аканью и манере говорить, а человек из Саратова говорит точно также, как говорит житель Красноярска. Но вот сельского жителя из Саратовской области вы ни за что не спутаете с сельским жителем Красноярского края – они совершенно по-разному говорят на одном и том же языке. Дело в том, что мы живём во время стирания границ, пересмотра ценностей и в повсеместном стремлении заполнить духовную пустоту информационным граем. Волна этой истерии в первую очередь накрывает крупные города, а окраинам достаются лишь брызги. Поэтому пока им проще сохранять свою особость и уникальность.
– Но разве это так плохо, если все одинаково говорят на одном языке? – Сергей придерживал под локоток старушку, которая довольно ощутимо хромала. Деревья лесопосадки остались позади и теперь они шли мимо выстроившихся вдоль дороги домиков.
– А одинаково на нём говорить не получится. Даже мы с вами на одном и том же языке говорим по-разному, ведь язык – это живое существо, которое не статично, которое движется, ошибается, мечется, развивается и постоянно меняется вместе со своим носителем, а если не меняется язык, то не изменится и говорящий на нём. Вот скажите мне, вятчанин, как бы вы продолжили фразу «жадина-говядина»?
– Булка-шоколадина, конечно.
– Вот, в том и дело. Московский ребёнок безапелляционно заявил бы: «Турецкий барабан», а его вологодский сверстник выдал бы нам: «Солёный огурец», но благодаря телевизору эти же дети точно знают, что молоко может быть вдвое вкусней только в том случае, если это Milky Way, а райское наслаждение – это Bounty. Причинно-следственная связь в сознании построена и готова к использованию. При этом не имеет значения откуда эти дети – из центра Калининграда или из марийской деревни.