Шабашник

– Да, я тоже такое замечал. У этих людей будто уже есть ответы на все вопросы: «Ты где был? Пиво пил!», хотя зачастую это вообще ни к селу, ни к городу. Это как шутка, чтобы разрядить ситуацию, которую не надо разряжать или как возможность уйти от ответа, закосив под дурачка. Но разве эти остряки недалёкие смогут повредить такой громадине, как русский язык в целом. Ну, который язык Пушкина, Тургенева и Чехова?

– Понимаете, вот например Мандельштам писал, что русский язык не только дверь в историю, но и сама история России и язык, а, значит, и русский народ, как раз и сложился из бесконечных примесей, скрещиваний, прививок и чужеродных влияний, но в одном он остаётся верен самому себе и в пределах всех своих изменений остаётся величиной постоянной, «константой». В чём заключается эта единая в своём разнообразии константа, этот стержень, на котором всё держится, никто не знает. Но если лишить язык этого разнообразия, выстроить его в монотонные и геометрические точные построения, уместить в единой парадигме, то и разрушить его можно будет так же просто, как ряд костяшек домино – толкни одну и за ней рухнут все.

Не могу сказать, что это: вызванное влиянием извне целенаправленное разрушение или же это естественная национальная деградация, но в одном я убеждена – этот процесс происходит прямо сейчас и ничего подобного в нашей истории ещё не было. Скоро реакции носителя такого стерильного и выхолощенного языка станут предсказуемыми, а значит, что и сам человек будет предсказуемым, как градоначальник Салтыкова-Щедрина с органчиком в голове, который по любому поводу: «разорю!» и «не потерплю!».

– Уж какая-то совсем мрачная картина получается, ведь если реакции человека легко угадать, то таким человеком легко управлять. Неужели этого можно добиться одним только словом, которое суть есть колебание воздуха?

– Понимаете, мы ведь окружающий мир видим не глазами, а языком и если человек не может назвать предмета, который он видит, то и самого предмета для него не существует. Помните, как Адам из мифа давал имена всему тому, что видел? Потому что в начале было слово. Нету слова – нету и явления. Например, если показать двигатель машины в разрезе мне, то я скажу, что внутри большой штуковины находятся какие-то штуковины поменьше. Но зачем, для чего и почему это всё работает, я не смогу сказать ни за что. Автомеханик же точно определит, что это схема двигателя машины определённой марки, что вот это – коленвал, это – цилиндр, а это вот – поршень. Но если показать мне стихотворение поэта-обэриута, то я легко смогу сказать, где тут гротеск, где метонимия, где литота, а где синекдоха. Автомеханик, глядя в тот же самый текст, скорее всего скажет, что перед ним какой-то бред.

– Ну да, надо мной недавно тоже смеялись, когда я свинины от говядины не смог отличить. Для повара это элементарные вещи, а для меня одно что мясо, еда.

– Вот именно! А теперь представьте, что не осталось ни поваров, ни филологов, ни механиков, а есть только бред и непонятные штуковины? Наверное, эти люди не смогут больше существовать и им срочно понадобятся термины, чтобы больше не блуждать во тьме. К этой тьме нас и подводят, подсовывая новые слова, вроде слова «хайп». Это слово очень хорошее и удобное, но оно и его производные собой заменяют в лексиконе ряд других слов, которые за ненадобностью через десяток лет из разряда живых слов перейдут в разряд слов книжных, ещё через десять лет станут словами устаревшими, а ещё через десять лет их забудут. То есть слова вроде «ажиотаж», «шумиха» и «гвалт» забудут ещё до того, как вы, молодой человек, выйдете на пенсию и вам придётся жить в обществе повсеместного хайпа.

– Это как из всякому понятных «домогательств» сделали неведомый «харрасмент», который бог его знает что и значит-то. И именно ведь благодаря интернету таких словечек появляется всё больше, а если ты их не употребляешь, то и сам уже какой-то устаревший. Как бесит сегодняшнее повсеместное «ну такое…»… Какое это «такое»?

– Да, именно. Этим самым «таким» можно заменить несколько десятков описательных прилагательных, вычеркнув их из языка и из голов наших сограждан, а тогда фантастичный вымысел фильма «Кин-дза-дза», где словарный багаж инопланетян состоит в основном из слова «Ку!» станет объективной реальностью.

Бродский считал, что язык – это вещь более древняя и неизбежная, чем государство. За последние сто лет государственный строй радикально менялся трижды, но русский человек остался вместе с примерно тем же русским языком примерно тем же самым человеком. Что будет, если язык станет совсем другим? Станет ли иным человеком тот, кто говорит по-другому? Влияя на язык, можно и из его носителей сделать кого-то другого. Лучше или хуже – не знаю. Может быть с точки зрения Вечности эти изменения будут носить позитивный характер, но я лично не хочу жить в эту эпоху перемен и поэтому надеюсь, что изменения не произойдут вовсе или произойдут не на моём веку.

Домики закончились. Слева от дороги распахнул объятия пологий овраг, а справа открылся вид на поле.

– Бог рати он.