Лорда Бладсворда неустанно преследовали жалобы и требования, просьбы и вопросы. За ним ходили писари со стопками папируса, бегал кастелян с описью провизии и просьбами ее переучесть. Гроссмейстеры вещали о недостатках трав у лекарей, о поломанных клетках и невернувшихся воребах, о малом количестве пернатых и неудовлетворительных условиях их содержания, о болезнях в городах. Люди были недовольны, понемногу за стенами замка начали вспыхивать бунты. Мелкие, легко подавляемые, скорее похожие на небольшие скопления групп в пару десятков человек. Пока.
– Милорд Бладсворд, люд пожаловал вновь, – доложил один из преданных воинов, тех, кто покинул с товарищем и командующим Санфелл, чтобы стать подданным лорда.
– Чего им понадобилось в этот раз? – резко спросил Мортон. Он не желал общаться с простолюдинами, их проблемы казались смешными, особенно теперь, – то им не хватало зерна, то корову украли культисты, то кто-то похитил незамужнюю девку или избил и отобрал все деньги юношей, которые возвращались домой от соседей. Лорд понимал, что во всех бедах крестьяне виноваты сами. Понимал и то, что они горазды на выдумку и более чем способны оболгать кого-то, чтобы выглядеть жертвами.
– Жаловаться пришли, не иначе, милорд Бладсворд. Есть им нечего, беспорядки в городах наших, говорят, учиняются. И деревни обкрадывают. У кого-то крыши прохудились, а мужчин не хватает, у кого-то приданое украли, и дочь теперь замуж нищая пойдет. Боятся, что жениха достойного не отыщется. Кто-то дары принес вам, в помощь хочет людей попросить, а кто-то – кобылу новую.
– Пусть своим умом и силами заработают и на зерно, и на приданое, и на новую кобылу. Я не должен обеспечивать крестьян, которые ничего делать сами не способны. Лентяи среди подданных мне не нужны!
– Да как же они сами справятся? – на лице воина проявилось неподдельное удивление. – Они ж к вам, лишь когда совсем помощь нужна, идти начинают. Никто лорда просто так не станет донимать. Может, выйдете к ним, примете просильщиков? Сами и узнаете, чего у них и как…
– Делать мне нечего! Пусть им скажут, что грядет война, у нас нет ни лишних монет, ни свободных рук. Вместо того чтобы обивать пороги и отвлекать меня, шли бы добровольцами в войска. Это их долг!
– Передадим, милорд Бладсворд. Но работать-то в полях кто должен, если все мужи пойдут воевать?
– Женщины и дети. Разве работа в полях тяжелая? – Мортон скривился. – Плуг к коню прицепил – и ходишь взад-вперед. Самое сложное – челюсть не вывихнуть, пока зеваешь.
– Не у всех есть лошади… – тихо попытался возразить один из собеседников, но лорд ничего не хотел слышать.
– Зерно горстями покидал вокруг себя – и снова гуляешь с плугом. Даже трехлетний ребенок справится, а у них там детей немало… Для чего они еще рожают? А собирать урожай еще проще, это не в военный поход ходить и не с врагами сражаться. Эти лентяи любят только прибедняться, прося о милости. Надоели.
Слова Мортона передали, но простолюдины упорно продолжали стоять под стенами города. Часть их расположилась у самых ворот, так как пускать внутрь Кнайфтауна лишних попрошаек правитель запретил. Когда обозы пытались протиснуться через толпы, люд, поначалу ведший себя почти смирно, начал звереть и нападать на телеги и извозчиков. Жалующиеся на голод и лишения стремились попасть за стены, и каждый раз, когда ворота открывались, десятки прибывших просачивались. Их продолжало прибывать со всех краев.
Рыцари и воины еще сдерживали толпы, но голодающие, из тех, что пробрались, принялись разграблять торговцев, пекарей и мясников, и обиженные горожане также стали являться к лорду, чтобы пожаловаться на судьбу. Трактиры пока держали оборону, они не зря нанимали защитников, но надолго ли?
– Милорд Бладсворд, люди хотят видеть вас, – докладывали каждый день Мортону.
– Милорд Бладсворд, что делать? Толпа наседает на ворота.
– Милорд Бладсворд, вам бы принять их и помочь нуждающимся. Людям страшно, а когда их правитель не выходит к ним… – советник из Кнайфхелла, тот, что был верен сначала Брейву, а после перешел к его дяде, по наследству, без конца начинал подобные разговоры.
Надо было отправить его прочь уже очень давно, лучше всего вместе с племянником или с племянницей. Теперь же, когда старик Тэйнам слишком много знал, он мог навредить правителю, переметнувшись к врагам. Убивать его было бесчеловечно – он уже ослеп на один глаз, второй, если верить словам старика, различал лишь силуэты, а по лестницам и тем более вне стен мужчина передвигался лишь благодаря помощникам. Совершенно не опасный, пока находился в главном городе, неспособный самостоятельно покинуть его и явно не желающий делать этого советник представлялся Мортону частью строения, а не отдельной личностью. Руки Тэйнама дрожали, и писать он был уже не в состоянии, единственное, что ему оставалось, – говорить. Уж здесь он отводил душу настолько, что правитель порой хотел забыть о возрасте и хорошенько зарядить старику.