Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком

Когда торговец вразнос увидел, что пребывание в Бейруте идет во вред его здоровью, он решил перебраться в горы и поселиться в греческом монастыре. Торговец с женой и ал-Фарйак отправились в путь и провели два дня в деревеньке у подножия монастыря. Там на ал-Фарйака обратили внимание несколько приятных женщин, которые приветили его. Одна из них, узнав, что завтра он поднимется в монастырь, даже расплакалась, подумав, очевидно, что он собирается стать монахом. Ал-Фарйаку показалось, что она ведет себя странно, не как все женщины: они обычно любят монахов больше, чем мирян. Отшельники соблазняют прихожанок силой своего желания и хитроумными выдумками, опробуя всевозможные способы любви. Короче говоря, ал-Фарйак был оплакан — из-за предстоящей разлуки с ним — второй раз в жизни, и вошел в категорию мужчин, любимых женщинами. На следующий день он отправился в монастырь. Там ему выделили келью без замка и без ключа — на сей раз он оказался в странной категории людей, живущих с открытой дверью. Монастырь этот посещали жители всех близлежащих деревень. Они оставляли в нем свое имущество, опасаясь грабежей со стороны египетских солдат, а монастырь все же считался неприкосновенной святыней. Они входили во все кельи без спроса, в том числе и в келью ал-Фарйака. Находя на его постели бумаги с толкованиями снов или с другими записями, хватали их и читали. Один понимал лишь слова, которыми пользовался в обиходе. У другого в голове возникали какие-то вопросы. Третий не понимал ничего, бросал листки и уходил. А были и такие, кто, зажав в руке листок, бил автора кулаком по голове. Нашелся один, который насмешливо назвал написанное «дурацкими снами», и другой, сказавший, что подобные сны неуместны во время войны. Ни один человек не одобрил их. Среди вторгавшихся в келью попадались и женщины, причем такие, которых следовало бы встречать приветливым «Добро пожаловать. Милости просим» или хотя бы простым «Здравствуйте», и такие, которые не заслуживали ни одного приветливого слова.

Впрочем, все это было хотя и неприятно, но терпимо. Кроме голода, возникшего из-за перекрытых дорог. Голод был невыносим. К тому же ал-Фарйак только что оправился от морского путешествия, вынудившего его голодать несколько дней. Ему было необходимо сытно питаться. Поэтому он пошел в деревню и стал искать, у кого можно было бы купить курицу. Одна женщина сказала ему, что может продать курицу из тех, что гуляют в поле: «Если хочешь, иди и сам ее поймай». Ал-Фарйак долго гонялся за курами, пока ему не повезло ухватить одну из них за ногу. Бегая за ними, он не мог отвязаться от мысли: Вот я тут бегаю за курицей, а жена моя на острове, возможно, бегает сейчас за петухом?

Здесь я должен ненадолго остановиться и напомнить, что, как я уже говорил, характер у ал-Фарйака был беспокойный, горячий и вспыльчивый. Находясь вдали от своих близких, он постоянно мысленно сравнивал их положение со своим, представляя, чем они сейчас занимаются и как выглядят. Бегая, например, за курицей, представлял жену бегающей за петухом, а одеваясь, воображал ее раздетой. А если он в данный момент стоял, она виделась ему лежащей. Но могли возникать и сравнения иного рода, например: я бегаю сейчас за курицей, а не бегает ли за женой петух?

Поскольку хлеб, и монастырский и деревенский, смешивался в то время с плевелами, ал-Фарйаку, когда он его ел, мерещилось, что он все еще на судне, окруженном морскими чудищами. Появление у него в келье в это время кого-либо из монахов добавляло ему страху. Когда он дошел до крайности, то сочинил стихи и послал их настоятелю соседнего монастыря, богатого, как он думал. Вот они: