Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком

— Но это неприлично с двух точек зрения. Если женщина стройна и с большой грудью, это смущало бы людей и отвлекало их от дел. А если она тощая и изможденная, они пугались бы ее, как чумы и прятались бы по домам.

— Но почему мужчины в этой стране носят костюмы в обтяжку, и никто их за это не упрекает и ничего им не запрещает? Или все, что делают мужчины, правильно, а то, что делают женщины, кому-то поперек горла? Клянусь, эти мужские костюмы лучше костюма наших мужчин. Наши, которые носят шаровары, шагают, широко расставив ноги, как овца, идущая на дойку. Шаровары и спереди и сзади собираются в складки и мешают ходить, тем более бежать, если это вдруг потребуется. Представьте себе, что человек занят своей работой, а ему сообщают, что в дом к нему пришел красивый молодой парень и, не застав его, до сих пор там дожидается. Что супруга очень этому парню обрадовалась, заулыбалась, засуетилась, стала его удерживать и велела служанке сказаться больной, чтобы отвести от себя подозрения. Потому что, если бы она послала служанку к тебе, и они с парнем остались бы наедине, то ты мог бы заподозрить, что он пришел не к тебе, а к супруге, и, что они заранее обо всем договорились. От этих слов у любого вскипит кровь, и глаза полезут на лоб. И как он может в таком состоянии быстро прибежать домой, если проклятые шаровары болтаются у него между ног, не давая ступить и шагу?!

Рассказав это, жена рассмеялась и добавила:

— А некоторые носят бурнус и метут полами по земле, собирая всю грязь и отбросы, приносят их в дом и наполняют его вонью. Даже жена его начинает вонять, хотя бы и надушилась духами, потому что, как говорится, запах дерьма перебивает аромат амбры. Кстати, из одного бурнуса можно было бы сшить много таких курток до бедер, какие носят франки. А у человека, закутанного в бурнус, не различишь ни фигуры, ни пола. Хотя Господь, создавая человека, хотел, чтобы он был виден таков, каков есть.

Ал-Фарйак сказал:

— Я видел, что в своих странах франки и летом и зимой носят узкие плащи, и никто из них не выходит на улицу с голыми ногами, как эти бесстыдники на острове.

— И с голыми животами и ляжками, — добавила ал-Фарйакиййа. — Надо сказать, что люди до сих пор не придумали такое платье, которое соответствовало бы их фигуре, было бы удобно и отличало бы одного человека от другого. Или возьмем шляпу. Шляпы мне вообще не нравятся, они не идут ни мужчинам, ни женщинам, потому что похожи то на маленькую корзинку, то на огромную корзину, то на седло, то на горшок [...]{331} Чалмы не столь безобразны. А эти полосатые платья, которые носят египетские женщины, — даже если они из дорогой материи, никакой красоты в них нет. А безобразнее всего широкие кушаки, которыми обматываются мужчины, — они утягивают и талию, и грудь и затрудняют пищеварение. Еще безобразнее шнурки, которыми подвязывают шаровары под коленями, — они препятствуют кровообращению в ногах. Что же до платьев франкских женщин, то вся их красота в том, что они соответствуют формам тела. Я очень долго думала над этим вопросом и пыталась изобрести платье, которое было бы красиво, изящно, удобно, нарядно и, по возможности, соответствовало бы фигуре. Пока мне еще не удалось этого добиться. Надеюсь, что с Божьей помощью вскоре придумаю такое платье и тогда войду в число знаменитых изобретателей этого века.

— А ты не думала над тем, сколько будет стоить твое изобретение?

— Я думала, что лучшее применение деньгам — потратить их на женщин.

— А я думаю, вот на эти сокровища, — сказал ал-Фарйак, указывая на книги.

— Ты обнимаешь книги по ночам и ласкаешь их?

— Ночью, когда мужчина ласкает свою жену, на ней нет ни платья, ни драгоценностей. Недаром сказано:

Днем мужчина надевает лучшее, что у него есть,
чтобы завоевать красавицу
И ночью, в постели, увидеть ее нагой и покорной.

— Но и женщина днем наряжается и украшает себя, чтобы муж возбудился к ночи.

— Да, и сосед тоже.

— И сама она тоже.

— Этого я не понял. Разве женщину возбуждают собственные украшения?

— Разумеется. Украшения красивы, а все красивое напоминает о прекрасном. Если ты, скажем, видишь отличную лошадь или какую-то драгоценную вещь, или еще что-то красивое в небесах или на земле, то тебе сразу приходит на ум какой-то прекрасный человек.

— Значит, красота это общее, а не конкретное понятие?

— Если ты видишь ее своими глазами, ты принимаешь ее за образец. Если же образца нет, ты довольствуешься тем, что есть.

— Предположим, что существует муж, и он не так уж плох — он приходит на ум?

— Если он соответствует вкусу и представлениям жены, то да, приходит, но не в его истинном, а в идеализированном облике.