Ал-Фарйак был из числа тех, кому Господь ниспослал радость отцовства, а затем дал испить горькую чашу утраты. Его прелестному, ненаглядному сыну исполнилось два года. Несмотря на малый возраст, ребенок уже мог отличить хорошего человека от дурного и охотно шел к тому, кто хоть взглядом или жестом выказал ему свое благорасположение. Отец, едва увидев его, вмиг забывал все свои заботы и невзгоды. Но взгляд его затуманивался печалью, когда он вспоминал о непредсказуемости судьбы и думал о том, что не достоин наслаждаться таким счастьем. Он часами носил сына на руках, ласкал его и напевал ему песенки. Ребенок так привязался к нему, что не хотел, чтобы его носил и забавлял кто-то другой, как не хотел и есть в одиночку, без отца. Это продолжалось до тех пор, пока Всевышний, вольный над жизнью и смертью, не рассудил так, что в этой самой деревне мальчик подхватил кашель. В маленькой английской деревне, как и в деревнях других стран, не было опытных врачей, и родителям пришлось обратиться к местному врачевателю. Тот посоветовал им делать сыну горячие ванны. Они следовали его совету в течение нескольких дней, но ребенку становилось все хуже. Дошло до того, что, когда его окунали в горячую воду, он терял сознание, а на груди его, над сердцем, появлялось красное, цвета крови, пятно в форме сердца. Потом кашель стал грудным, мальчик потерял голос, и его сотрясали судороги. В таком состоянии он оставался шесть дней и ночей. Он слабо стонал и смотрел на родителей жалобным взглядом. Щечки его, прежде розовые, стали серыми, глазки впали. Он не мог ничего глотать, и стоило большого труда кормить его и давать лекарства. Ал-Фарйак беспрестанно плакал и молился, взывая к Господу: «О, Боже, избавь моего сына от этих мучений, переведи их на меня, если тебе так угодно. Без него моя жизнь лишится смысла, и у меня нет сил смотреть, в каких муках он умирает. Дай мне умереть хоть часом раньше его, чтобы я не видел, как он испускает последний вздох. Окажи мне такую милость. А если суд твой должен неминуемо свершиться, то забери сына прямо сейчас». Наверное, ал-Фарйак был первым отцом, который просил для сына смерти из великой любви и жалости. И впрямь, невыносимо шесть дней слушать предсмертные хрипы ребенка.
Когда мальчик умер, оставив в сердцах родителей неутешное горе, они не могли оставаться в этой деревне — все здесь напоминало им об их утрате и усиливало их страдания. Похоронив мальчика, они спешно переехали в Лондон, нашли там жилье, и отец, оплакивая сына, сложил такую касыду: