Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком

15 ТРАУР

Поскольку ал-Фарйак должен был жить недалеко от этой проклятой деревни, он поселился в Кембридже. Долго они с женой ходили с заплаканными, опухшими глазами и с разбитыми сердцами. Спустя какое-то время глаза их немного просохли, но на сердце по-прежнему лежала тяжесть. Глаза не всегда повинуются сердцу, как говорится, два слабых одолеют одного сильного. И глаза стали раскрываться, глядеть вокруг, видеть свет, различать его оттенки, контуры вещей и людей [...]{346} Затем сердца и глаза помирились, и глаза выражали то, что творилось в сердцах, застывшей в их уголках тенью печали.

Однако человек создан из капли, в которой смешались разные элементы, иногда трудно совместимые. И всю жизнь эта смесь взбалтывается, серьезное перемешивается со смешным и радостное с печальным. Человек то уныл, то весел, то пляшет, то приходит в отчаяние. Сегодня он исполнен надежд, а завтра мрачен. Внешне он человек, но нрав у него, как у демона. Особо отличает его непостоянство по отношению к женщинам. Если он женат на красавице, говорит: Лучше бы я женился на некрасивой, по крайней мере, мои соседи и знакомые не набивались бы мне в соперники. Если женат на некрасивой, говорит: Лучше бы я взял в жены красавицу, тогда бы все меня уважали и завидовали. Если жена белокожая, говорит, что хотел бы смуглую, потому что смуглые легче двигаются и теплее зимой. Если у жены смуглая кожа, утверждает, что белокожие лучше, они прохладнее летом. Имея низенькую и коренастую жену, он вздыхает о высокой и стройной. Потому что стройные меньше едят. Уезжая куда-нибудь от жены, он говорит, что лучше бы уезжала она, и наоборот. Только если она беременна, он не хочет быть на ее месте. О женщинах тоже многое можно порассказать, ведь ее душа — бездонный океан. Короче говоря, сердце человеческое переменчиво и по-разному отзывается на разные обстоятельства, или обстоятельства влияют на него по-разному. Недаром сердце называется по-арабски калб, то есть происходит от корня калаба (вращать). Однако из этого правила есть одно исключение — в любых обстоятельствах, в любое время и в любом месте человек неизменно предпочитает себя всем остальным. Если он грешник, то считает, что перед лицом Всевышнего нет другого такого благочестивца, как он. Низенький толстяк думает, что он краше высокого и худощавого. Скупец воображает, что каждое произнесенное им слово — бесценный дар для его ближнего. Уродливый видит уродства только у других. Глаз человеческий видит то, на что он смотрит, но не видит себя. Также человек подмечает мельчайшие недостатки других, но не замечает своих собственных. Объехав весь мир, он остается в уверенности, что нет лучше его города или деревни. А в деревне нет лучше его дома. А сам он лучший из ее жителей. Из этого следует вывод: он лучший во всем мире. А если он к тому же поэт, или, вернее, рифмоплет, способный лишь превознести до небес скупца или воспеть Хинд либо Да‘д, то, узнав об ученых математиках и архитекторах, изобретающих, к примеру, машины, способные преодолеть за день расстояние в пятьсот миль, он решит, что его стихи нужнее и полезнее их изобретений. Если же он певец или музыкант, а его сосед — искусный врач, излечивающий с Божьей помощью каждый день по пятьдесят больных, он сочтет свою профессию более благотворной и целительной, чем его. Ему и в голову не придет, что человек может жить долгие годы, не слыша ни пения, ни музыки. Когда же человек научится наконец познавать самого себя, различать истину и ложь и не смешивать таящуюся в сердце печаль с праздным любопытством?

Хуже всего то, что каждый человек полагает, что и другие ведут себя так же, как он, и, следовательно, он не делает ничего предосудительного. Взгляните, например, на даму, носящую траур по родственнику, но очень довольную тем, что на нее обращают внимание, и мужчины называют ее имя. Она радуется при виде других цветов — не черного — и охотно выслушивает слова о том, что некто влюблен в нее без памяти, что она достойна восседать на троне и отдавать приказания армии слуг или, скорее, пажей. Что она ничего не должна делать своими белыми ручками и никуда не ходить своими нежными ножками. Что она окружена множеством влюбленных, которые в любой момент готовы служить ей, развлекать ее и делать все, чтобы она забыла свое горе. И другие слова, явно оскорбляющие таинство смерти и покойного.

Рассказывал ал-Фарйак: В Англии и в других странах я видел много женщин, носящих траур, но более живых и веселых, чем невесты и их матери. И ни одна из них, смеясь, не взглянула на свое черное платье, которое напомнило бы ей о неуместности ее смеха. У женщины, потерявшей мужа, возможно, есть оправдания: быть может, муж изменял ей в темные ночи, и она носит черное в память о причиненных им ей обидах. Или все дни, которые она с ним провела, были чернее ночей. Но потерявшую сына или отца нельзя извинить, если она носит траур и веселится либо хохочет.