Шагатели

— Но решили обождать, — добавил старый.

— А что же так? — поинтересовался Тапок.

— Речь моя будет прямой, как единая колея Великого Колеса, — торжественно заявил старый фанатик. Ну наконец-то, подумал Тапок. — Много отвратительного непотребства о мире за Запретными землями мы узнали по рации.

И замолчал. Печально глядел в стену, а молодой скорбно кивал головой.

— Ну! — не выдержал Тапок. — По какой такой рации? Откуда у вас рация?

— Рацию служитель лживого бога богомерзкого многоколёсия у себя в богомерзкой двухколёсной коляске прятал, — небрежно пояснил молодой. — Когда твои прислужники его уволокли и сами убрались, мы там трофеи собирали.

Это они про Александра Борисовича, сообразил Тапок. Это его когда в Обсерватории прихватили, кресло его там и бросили, не до того было, надо было незаметно дать Пятке удрать, да не одному, а хотя бы с десятком единомышленников. Поэтому Александра Борисовича просто скрутили и бросили в трактор. И ведь это всё под миномётным обстрелом. А он, оказывается, у себя рацию прятал, которая ему от убиенных Спиц досталась. Ай да заведующий. Вот паскуда! Тапок был очень недоволен собой. Он много размышлял о том, как Спицы поддерживали контакт с большой землёй, но такой простой вариант совершенно не приходил в его гениальную голову.

— Вы еретики и достойны смерти, — объяснил старик. — Но в большом мире много более достойных, заслуживающих скорейшей смерти. Их ересь чудовищна. Они поклоняются углам, квадрату и кубу. Это отвратительно. Их всех надо убить.

— Когда начнём? — раздражённо спросил Тапок. Ему начинал надоедать этот разговор.

— Уже начали, — радостно сообщил молодой. — Ракетами всю ихнюю Столицу разнесли.

— Арсенал, — счёл нужным пояснить старик. — Ракетные шахты. Танки, бронетранспортёры. Все эти годы мы жили под землёй, в недрах древней военной базы. Мы хранили умение обращаться с оружием. Наши предки были воинами, и хоть наши ноги и не быстро ходят, наши пальцы умеют тянуть спусковые крючки и нажимать на красные кнопки.

Ну конечно, сообразил Тапок. Они потомки военспецов. Отсюда их собранность, дисциплина, мгновенная реакция. Это тебе не выродившиеся праправнуки научной интеллигенции. Эти ещё могут воевать. Генетическая память. Все эти годы они прятались в бункере и ждали своего часа. И им совершенно нечего терять, кроме пшёнки круглый год и одноколёсных цирковых велосипедов.

Он понял, что за гром слышали с утра колёсники и откуда взялось зарево в полгоризонта. Ему стало радостно. Большая земля получила достойный ответ на Дни Гнева, когда ракеты падали на резервацию и улицы Главной Станции были завалены разбитыми инвалидными колясками, трупами и залиты кровью. Пролом в крыше Лабораториума и сейчас напоминал о тех страшных часах. А ведь они покруче меня будут, моя войнушка с шагателями просто мышиная возня по сравнению с их планами. Я тут вертикальный прогресс выкаблучиваю, а они Столицу квадратников разбомбили!

— Что ж, я согласен на сотрудничество, — сказал воодушевлённый Тапок. — С удовольствием навещу Старшего Брата для заключения союзнического договора. Я ведь так понимаю — народу у вас для полномасштабных военных действий маловато, верно? Выходит: стволы и патроны ваши, людишки и консервы — наши!

«Формалисты» взглянули на него с недоумением и расхохотались. Они ржали так, как будто в жизни не слышали ничего смешнее. А Тапок чувствовал, как у него от этого смеха холодеет всё внутри и кишки начинают противно подрагивать. Наконец, отсмеявшись, старик начал перечислять, загибая пальцы:

— Ты, не брат, дашь нам, чего скажем. Дашь людей. Дашь еды. Дашь воды. Прикажешь при нас на двух колёсах не ездить, удавим. Пусть на карачках ползают. Им и надо-то будет в БТРы загрузиться, дальше наша забота. Автоматы выдадим.

Тапка так и подмывало спросить, а как же апологеты одноколёсности не брезгуют на восьмиколёсных бронетранспортёрах кататься, но вовремя прикусил язык. Может, они и бэтээры на одно колесо поставили, с них сбудется… А молодой «формалист» сказал:

— Поедем через Запретные земли еретиков убивать. Убьём их всех. А потом вас всех тоже убьём. Есть ещё конфетка?

* * *

Башмак нёсся по коридору, толкая перед собой кресло с Аней. Она всё силилась ему что-то сказать, с трудом поворачивая голову назад, к Башмаку, но он только шептал, задыхаясь:

— Позже, родная, всё позже.

Пол был усыпан кусками штукатурки, битыми стёклами, и каждый раз, когда колёса кресла подпрыгивали на этом мусоре, Башмак болезненно морщился. В коридор выбирались раненые, контуженные. Никто не обращал внимания на беглецов, начиналась паника. Здание понемногу наполнялось звуками — криками и стонами, но когда Башмак вылетел во двор, всё это перекрыл пронзительный свист приземляющегося флаера.