Шагатели

— Всё я очень даже хорошо понимаю. Ни в какую резервацию вы её не заберёте. Мы спрячем пока Аню у меня дома. Я о ней позабочусь.

— А папа? — спросил Сергей и пояснил: — У неё папа Угол Куба. И член Центрального Комитета партии Углоединства.

— Ты это уже говорил сегодня, — сказала Света. — Это очень хорошо, что мой папа Угол Куба и член Центрального Комитета партии Углоединства. Никто вас не будет искать в апартаментах Угла Куба и члена Центрального Комитета партии Углоединства. В Доме Правительства. А папа там почти не бывает. А если и заявится, то против моих гостей он и слова не скажет. Пусть только попробует.

— А мама? — насмешливо спросил Серёжа.

— Умерла, — коротко ответила Светка, и все замолчали.

В это время Башмак увидел, как на крыльцо госпиталя выбрался Андрей Александрович Остяков. Был он сильно помятый и всё время щурился — потерял контактные линзы. Тем не менее он сразу разглядел Башмака и, схватив за руку пробегавшего мимо человека в форме СС, стал ему что-то говорить, показывая на шагателя. Санитар поначалу вырывался, но Остяков крепко держал его и что-то горячо втолковывал. Санитар слушал и всё внимательней и нехорошо поглядывал в сторону Башмака и компании.

— Нам драпать надо, — сказал Башмак. — Уже всё равно куда. Лишь бы подальше отсюда.

— Так полетели! — воскликнула Света и кивнула на флаер.

— Ты управлять им умеешь? — спросил Сергей, почему-то заранее предвидя ответ.

— Конечно, — даже удивилась вопросу Света. — У папы такой в прошлом году снабженцы на новую модель обменяли.

— А ют! — сказала Аня.

— Не собьют, Анечка, — успокоила её Светка. — Я между высотками проведу, низенько, ни одна ракетка в нас не попадёт.

Она взяла Паркинсона под руку и повела к флаеру. Башмак с Сергеем переглянулись и двинули следом, аккуратно вдвоём толкая коляску с Аней.

— Света, а пожрать у тебя дома найдётся? — спросил Башмак на ходу.

* * *

Сословия снова были отменены, но уже не произволом Тапка, а самой логикой обстоятельств. Теперь и речи быть не могло о каких бы то ни было привилегиях, когда ары, лебы и ахты, подгоняемые пинками «формалистов», расползались на четвереньках по бронетранспортёрам. БТРы были обычные, восьмиколёсные, и это почему-то ничуть не смущало сектантов. Легче всего в этой суматохе пришлось стражникам — они так и скакали на своих костылях, против костылей фанатики ничего не имели.

А сами «формалисты» уже вовсю хозяйничали на Главной Станции. Фанатики не дали Тапку времени на раздумья, перехватили у него инициативу. Пока он беседовал с послами, передовые отряды, без шума разоружив кордоны колёсников, уже въезжали на Главную Станцию. Они были одеты в древнюю униформу цвета хаки. В жёлтой пустыне это выглядело нелепо и даже смешно, но только колёсникам было не до смеха. Сектанты, разогнав «призывников» по боевым машинам, занялись откровенным грабежом. Ходили по домам, изымали всё съестное, ломали двухколёсные коляски, щупали девок. Они вполне сносно держались на ногах, хоть и быстро уставали, но при передвижении по улицам обходились без своих цирковых велосипедов. Ну да, думал Тапок, — гены, марш-броски, строевая подготовка, у них должна быть купированная регрессия нижних конечностей. И тренировки, разумеется, тренировки, они же готовились, ждали, когда пригодятся их навыки. Дождались.

— Вот паскудники! — скрипел зубами мастер Гоша. — Куда Тапок глядел, почему оборону не наладил?

— Я полагаю, он верно оценил боеспособность своего войска, — задумчиво ответил Александр Борисович. — Драться с фанатиками — это не горстку шагателей по пустыне гонять. Ось Колеса наверняка хорошо запомнил миномётный обстрел при штурме Обсерватории.

Из подвала Лабораториума бывший заведующий и настоящий мастер в перископ наблюдали за бесчинствами «формалистов». Они видели лишь то, что происходит на центральной площади, но этого было вполне достаточно для печального вывода — власть снова поменялась и теперь колёсникам придётся совсем туго. Если дальше так пойдёт, подумал Александр Борисович, то времена правления старых Спиц Колеса скоро покажутся исполненными покоя, благоденствия и глубокого смысла.

— Ну, давай по ним из облучателя долбанём, — канючил Гоша. — У нас же получалось лучом стальной лист резать, всего-то линзу поменять, работы на пять минут.

— То стальной лист, а то броня, — возразил Александр Борисович.

— Какая там броня у бэтээра?

— Не знаю. Но рисковать не хочу. И потом: долбанёшь один раз, начинка у облучателя выгорит, что дальше? Оборону в подвале держать? У нас полсотни ребятишек, которых мы учили, воспитывали! Ты хочешь их под нож пустить? Не позволю я тебе.

— Так что же делать?!

— Ничего делать не надо. Слышишь? Ничего. Ждать.

Александр Борисович говорил жёстко, он осунулся, возле рта залегли глубокие складки, мастер Гоша впервые видел таким обычно благодушного заведующего.

— Ладно, — уже спокойно заговорил Гоша. — Дети — ладно. Но ведь здесь ещё человек пятнадцать заведующих и десяток мастеровых. Там их дома грабят, а они по норам как крысы сидят, нос высунуть боятся. Это как?