Шагатели

— Мутанты! Мутанты, в рот мне генетическую аномалию!

Пека с места рванул флаер в форсированном режиме. В Посёлок въезжали сектанты.

Старший Брат по долгу службы знал одну из главных заповедей Инструкции: «Верноколёсный навеки пребудет внутри Обода, очерченного Колесом, ибо за Ободом смерть, пустошь и царство крылатых демонов», которую в колёсников вдалбливали с детства, поэтому решил не рисковать — он просто велел не говорить новобранцам, куда они едут. Сейчас колёсникам раздали патроны и приказали стрелять через бойницы БТРов по всему, что движется. И они начали стрелять.

Армейцы драпанули сразу, как только колонна нагло выперлась прямо на блокпост, на ходу разворачиваясь в боевой порядок, наматывая колючую проволоку периметра на колёса бронетранспортёров, перемалывая в труху дощатые вышки. Потянулись во все стороны ниточки трассеров, жахнула пушка Т-62. Колёсники били длинными очередями, жали на спусковые крючки, никуда особо не целясь. Ахты и вовсе палили с закрытыми глазами. Опустошая автоматные магазины один за другим, колёсники жгли стволы калашей, но «формалистов» это ничуть не беспокоило: патронов и оружия у них было в избытке.

Народ в Посёлке последнее время обитал матёрый, переживший налёты Санитарной Службы, битый полицией, посидевший в карантине. По опыту знали: если стреляют — надо лечь, затаиться. Улицы мгновенно опустели, погас свет в окнах.

Но Старший Брат не стал терять время на разграбление Посёлка. Не встретив сопротивления, он провёл колонну по центральной улице и, сухо скомандовав через ларингофон: «Все за мной», устремился к Столице по старой федеральной трассе. В последнее время ей редко пользовались из-за появления дешёвого воздушного транспорта, давно не ремонтировали, и гусеницы танка весело крошили потрескавшийся асфальт. Бронетранспортёры не отставали, а в них, опьянённые азартом удачного боя, ликовали колёсники. Благородные ары обнимались с ахтами, практичные лебы с восторгом обсуждали достоинства автоматических карабинов перед охотничьими двустволками. Кто-то по привычке затянул «Тапок наша Ось, с ним всё удалось!», но тут же получил по зубам.

Среди всей этой суеты чёрная «Родина» с выключенными фарами незаметно для всех пересекла разрушенный периметр и теперь карабкалась по дюнам, удаляясь от блокпоста.

— Антигравы стали дешевле двигателей внутреннего сгорания, — объясняла Светка, переключаясь на полный привод, — вот все члены ЦК и пересели в автомобили. Понты. Нам сейчас антиграв в сто раз удобнее был бы.

— Ничего, здесь совсем рядом, — успокоил её Башмак. — Вот за тем холмиком, кажется. Можно уже и фары включить, я думаю.

Светка врубила дальний свет, и все сразу увидели прямо перед бампером полузасыпанный песком деревянный ящичек. Крышка была плотно закрыта. А рядом лежали три иссохшие мумии в обрывках одежды и с выпирающими через лопнувший пергамент кожи изломанными костями скелетов.

«Вон тот, в клетчатой рубашке, это я», — подумал Башмак, чувствуя, как у него на голове тихонько встают волосы дыбом. Светка закрыла лицо ладошками. Серёжа Соломатин громко сглотнул, и Паркинсон строго сказал:

— Только не блевать в машине! Трупаков не видели?

— Как же так? — спросила Светка, не отнимая рук от лица. — Почему же не похоронили?

— Не захотели время терять, — сказал Башмак. — Взяли образцы тканей для клонирования и назад, на большую землю. Чтобы, значит, ничем не заразиться.

— Каждого мутанта хоронить лопат не напасёшься, — назидательно произнёс Паркинсон и, кряхтя, стал выбираться из машины.

Тогда Башмак, резко открыв дверцу, первый выскочил из «Родины» и подбежал к сундучку, стараясь не смотреть на останки. Он открыл крышку. Облучатель был на месте. Всё оказалось очень просто. И это настораживало. Паркинсон же подошёл к своему трупу и стал хладнокровно обшаривать карманы.

— Ты сразу догадался, что облучатель так и остался здесь лежать? — спросил он. — А я нет. Тебе не кажется странным, что такая простая мысль не пришла мне в голову? Такая элементарная, я бы сказал, ноуменальная мысль.

— Что ты там ищешь? — вопросом ответил Башмак. Ему сейчас не хотелось размышлять об угасающих интеллектуальных способностях старого маразматика. Паркинсон раздражал его всё сильнее.

— А вот, — сказал Парк, выуживая из лохмотьев тот самый коммуникатор, который когда-то Соломатин подарил Башмаку. — Это мой трофей будет. Не против?

Башмак пожал плечами и, подхватив ящик с облучателем, пошёл к машине. Он торопился. Он очень беспокоился за Аню. Когда они уезжали, ей было плохо. Светкин папа вызвал врача, Аню обвешали капельницами, и она лежала бледная, дышала тяжело, и Башмак ни за что бы не оставил её там одну, если бы не знал наверняка — единственное, что может спасти Аню, — облучатель.