— Население Главной Станции три с лишним тысячи человек. Принудительной мобилизации подверглось не более двухсот. У нас достаточно резервов для создания ополчения.
— Ты дурак, заведующий? — поинтересовался Пятка. — Какие резервы! Тапок со всеми своими резервами полгода не мог нас, горстку шагателей, прижать. А фанатики хоть и не шагатели, но бойцы матёрые. Их много и у них техника, оружие.
— А если у тебя будет не десять, а сто шагателей? Или даже сто пятьдесят. Не очень умелых, но хорошо вооружённых. Сможешь тогда оборону наладить?
— К чему этот разговор, не понимаю. До заварухи шагателей человек тридцать было, а сейчас я даже не знаю, в лучшем случае половина выжила.
— Идём, — строго сказал Александр Борисович. — Я покажу тебе мастера Гошу. Тебе будет интересно.
Он катился по коридору, показывая дорогу, а Пятка брёл за ним, и ему хотелось треснуть прилипчивого заведующего по трогательной лысинке, старательно прикрытой жидкими седыми волосиками.
Когда они ввалились в мастерскую, мастер Гоша делал приседания. Неумело, но очень старательно. Он разводил в стороны руки с растопыренными пальцами, с трудом удерживал равновесие, коленки у него тряслись, а на лице, покрытом крупными каплями пота, застыло выражение безумного восторга.
— Получилось! — задыхаясь, сказал Гоша.
Он уселся в свою инвалидную коляску, немного отдышался и снова с ликованием повторил:
— Получилось, Обод Колеса мне в дышло!
— Не кощунствуй, — погрозил ему пальцем Александр Борисович.
— Да пошёл ты, — сказал мастер Гоша. — Надо было длину волны поменять, понимаете? И фокусировку подправить. Я со спектром возился, а всё дело, оказывается, в длине волны!
— Ты получил сыворотку, — догадался Пятка.
— Я лазер боевой хотел собрать! — завопил Гоша. — Линзу поменял, параметры изменил и в последний момент дай, думаю, на препарате испробую. И гляжу — жидкость цвет набирает, консистенция меняется…
— Ну ты и хлебнул, — констатировал Пятка.
— Не удержался, — согласился мастер Гоша. — Тут мне изнутри голову обожгло, по спине как огнём жахнуло, и — ноги! Сразу ноги по-новому почувствовал. А сейчас кушать очень хочется.
— Методом тыка собрал облучатель, — сказал Пятка. — Да ты просто гений.
— За усердие в молитвах и в неукоснительном соблюдении Заповедной Инструкции Колесом благодать ниспослана, — поправил Александр Борисович.
— Я теперь эту благодать в промышленных количествах гнать буду, — хвастливо заявил Гоша. — Мы всю Главную Станцию через неделю на ноги поставим.
— Надобно отобрать самых сильных лебов, — начал рассуждать Александр Борисович. — Лечить их эликсиром, параллельно учить боевому искусству, формировать боевую часть из новых шагателей. А излишки продукции понемногу продавать арам, с обязательным условием отбывания воинской повинности.
— Нет, — сказал Пятка. — Сыворотку всем. Даром. И пусть никто не лезет без очереди.
Болеть в гостях у Светки было гораздо приятней, чем в тошнотно-стерильной палате Санитарной Службы, где постоянно не давали покоя анализами, процедурами и исследованиями. Аня почувствовала себя значительно лучше после того, как вызванный Зигмундом Евграфовичем врач накормил её какими-то таблетками и подключил к капельнице. Теперь не кружилась голова и прошла тягучая изматывающая слабость, от которой всё время хотелось лежать с закрытыми глазами и ни о чём не думать. Сейчас Аня даже улыбалась, вспоминая, как пожилой врач удивлённо восклицал:
— Не понимаю, откуда такое истощение организма, решительно не понимаю! Очень тяжёлый случай, рекомендую немедленную госпитализацию.
Но Зигмунд Евграфович сунул ему пачку купюр, и, сокрушённо покачивая головой, врач удалился. А после Зигмунд Евграфович, присев на краешек гигантской Светкиной кровати, долго и нудно объяснял Ане, как важна его лично персона для установления стабильности в столь сложный, можно сказать, переломный момент, когда наиболее ответственные, обладающие практическими навыками управления…
— Зигмунд Евграфович, дорогой, — сказала Аня, неожиданно для себя вполне внятно выговаривая слова, — мне для вас сыворотки не жалко. Вот нисколечко. Пейте на здоровье. Пусть все пьют и живут вечно.
Она сделала вид, что задремала, но Зигмунд Евграфович ещё долго по инерции шёпотом бубнил, что озабочен собственным продлением жизни исключительно ради общественного блага и что он давно предлагал сменить политику изоляционизма в отношении резервации на более мягкую позицию и объявить там зону экологического бедствия со всеми вытекающими отсюда следствиями. А именно… Что там «именно» предлагал Угол Куба, Аня уже не узнала, потому что действительно стала засыпать, но очень чётко расслышала, как Зигмунд Евграфович совсем уже тихонько произнёс себе под нос, вставая с кровати:
— «Пусть все пьют». Ишь ты. Вот этого мы как раз допустить не можем. И не допустим.
Потом он достал коммуникатор, набрал номер и сказал в трубку:
— Готовьте группу захвата. Нет! Ни в коем случае не Санитарная Служба. СС вообще ничего не должна знать об этом деле. Возьмите людей из охраны. В здание пропустить и ждать команды. Я позвоню. Всё.