Шаги Командора или 141-й Дон Жуан

В Энзели приехали на заре. Сперва мы увидели полоску Каспийского моря, вернее, влажную пелену, стлавшуюся на горизонте; воздух был небесного цвета, и казалось, природа перепутала палитру, как дальтоник.

Въехали в город. Несмотря на ранний час, магазины, базар открыты, люди на остановках дожидаются автобусов.

Энзели отличается от других иранских городов. Разве что вязь настенных надписей и женщины в чадре напоминали о том, что здесь – Иран. Долгое время мы гуляли по порту. Всевозможные суда, посудины, но пассажирских – не видать. Я намеревался отсюда отправиться в Мангышлак, а дальше – в Астрахань. Но портовый служащий растолковал нам, что отсюда пассажирские корабли в другие города не ходят; действовало одно старое судно, которое отвели на ремонт и не вернули.

Стоя под моросящим дождем, я погрузился в созерцание моря.

Сефевидские посланники здесь сели на корабль и вышли в море; затем едва спаслись от гибельной угрозы.

Это произошло приблизительно месяц спустя после их отбытия из Исфагана. Через два дня в море их настиг шторм страшной силы; португальские монахи Альфонс Содеро и Николо де Мето, воздев руки к небу, слезно молили Бога о спасении. Они суеверно боялись, что их мольбы не будут услышаны христианским Богом из-за того, что пребывают в обществе иноверцев-мусульман.

Орудж-бей же с любопытством наблюдал за их молениями, вспоминая, как его мать Зейнаб-Химена, если читатель помнит, – молилась по-испански. Давно покинула мир Зейнаб, – тогда Орудж-бей находился в первых ратных рядах, в походе на Багдад. И Зейнаб не суждено было увидеть свою невестку Фатиму.

Бог морей Посейдон пожалел путников, и разъяренная стихия умерила свой гнев. Корабль добрался до Мангышлака. И здесь с Орудж-беем произошло амурное приключение. Он повстречал татарскую девушку Анису и заключил с ней временный брак-«стшгя». Впрочем, после двух недель роман не имел продолжения.

.. Когда я, стоя на берегу Каспия в Энзели, размышлял о мангышлакском приключении своего героя, мне вспомнилась татарочка, влюбившаяся в меня в мои студенческие времена. Ее тоже звали Аниса. И она часто не без гордости упоминала о своей девственности. Может быть, ей казалось, что это обстоятельство поможет вернее найти путь к моему сердцу. Увы. То ли из-за моего недотепства, то ли из-за щепетильности в вопросах морали и чести. Трудно сказать. Та пора жизни давно сдана в архив памяти моей, и не стоит ворошить былое. Архивы, покрытые пылью, лучше бы не трогать, они – как компьютер с «вирусом» – могут что-то напутать…

Большое посольство через месяц прибыло в Астрахань. Оттуда держало путь в Московское княжество.

Мне не было необходимости ездить в Москву, чтобы вжиться в образ моего героя и его впечатления от первопрестольной столицы. Москва – город моих студенческих пенатов. И Кремль, увиденный Орудж-беем, все тот же, можно сказать, даже краше стал. Но теперешняя Москва изнывает из-за автомобильного нашествия и наплыва мигрантов, торговцев и торгашей.

От Москвы двадцатилетней давности ничего не осталось. Тому свидетелем я стал в минувшем году. Сквозь разбитые стекла студенческого общежития, где я встретил и потерял свою первую любовь, я взирал на падающий снег, и мне было холодно не от стужи, а от равнодушия и беспамятности людей.

Нынче в российской первопрестольной роскошные кареты сменяют шикарные иномарки, а благородных дам и господ в меховых шубах – новые русские.

Санкт-Петербург также на моей студенческой памяти. Берега Невы, катера, снующие по ней, разводящиеся мосты, музеи, звонко хохочущие питерские Дульцинеи и вздыхающие по ним мусульманские рыцари…

…А Каспий был окутан туманом. Погода хмурилась все больше, и солнце спешило передислоцироваться в своих галактических апартаментах.

Город Энзели теперь представал мне стыкующим звеном разномастных миров.

Затем мне вспомнился новгородский театральный фестиваль, где довелось участвовать и мне. Некогда великий Новгород выглядел пестрым провинциальным городом, родиной «матрешек».

Архангельск… Сани… вспомнил сокурсника-друга из Якутии, сурового края, богатого сказочными алмазами. До сих пор перед глазами хлопья снега, которые метель швыряла в лицо.

Средневековые персидские посланники, при всех тяготах и лишениях многотрудного пути, видели и ощущали красоту этой грандиозной и необъятной природы, продвигаясь по азиатскому приграничью. А уже затем перед ними распахнулась Европа.

Хотя я теперь не мог полностью повторить маршрут Орудж-бея, я ощущал всем своим существом и соленый терпкий дух Каспия, и запах тины, и запах заснеженных неоглядных степей.

Мохаммед дожидался меня в машине, съежившись от холода, но, надеюсь, мысль об оплате труда согревала его озябшую душу, и он представлял себе, как обрадует свою молодую жену.

Пора было возвращаться в Баку. Поехали в Астару. Здесь круг замкнулся.