Шаги Командора или 141-й Дон Жуан

Она была в халате, наверно, собиралась ложиться спать.

– Я… сейчас! – не приглашая меня, побежала назад

Прошло несколько минут. Вернулась в ситцевом платьице с большими желтыми цветами, уже знакомом мне.

Но пятнышка на воротнике не было. Наверное, в лифте она перехватила мой пристальный взгляд, устремленный на ее платье и уже в номере устранила изъян. Платье очень шло ей. Поспешным переодеванием она, наверно, намекала на временность моего пребывания.

Когда мы допили вино, окутанное сигаретным туманом, была поздняя ночь. Гайде мне поведала о своей судьбе. Рассказывала, как в детстве она влюбилась в соседского мальчика, живописала, как они с девчонками со двора украдкой подглядывали сквозь щель в стене за купающимся юным кумиром, и я почему-то возревновал ее к давнишнему мальчику. Мне тоже надо было высказать нечто уравновешивающее. Сообщить о целях своего испанского вояжа. Услышав упоминание о Дон Жуане, она несколько оживилась.

– Стало быть… Дон Жуан… был твоим дедом?..

– Пра-пра, – отредактировал я.

Она заинтриговалась.

И я… рассказал об экзотическом пути Орудж-бея от Исфагана до Вальядолида, принятии им христианства, поделился соображениями о причинах этой метаморфозы.

– Если твой «Дон Жуан» азербайджанец, то почему он представлялся как перс?

– В те времена Иран именовался Персией. Переписка с европейскими странами велась на фарсидском языке. Сефевидские правители Персии-Ирана считали, что призвание азербайджанцев-тюрков – ратное дело, служение Марсу, а не Аполлону… Им подобает держать меч, а не перо. Потому Орудж-бей представился европейцам как персиянин, то есть иранец. Что им было понятнее, откуда он родом. Исторический Азербайджан охватывал большое пространство и по ту, и по эту сторону Аракса. И сейчас, в нынешнем Иране, проживают свыше тридцати миллионов азербайджанцев-тюрков… Фарсов там раза в три меньше…

Мои пояснения, похоже, восполнили пробелы в ее исторических представлениях. Она больше не задавала вопросов.

Время – заполночь. Пора, как говорится, и честь знать. Условились утром выбраться в город и посмотреть корриду. Я взял расходы на себя, но она воспротивилась.

– Кавалер, рассчитывающийся за даму, небескорыстен, – улыбнулась она, при этом, не сдержав зевка, прикрыла рот.

Откинула черные пряди назад и, прикрывая зевок, сказала:

– Спокойной ночи.

Никаких намеков на возможное продолжение. Напротив, подчеркнуто застегнула платье и встала.

Я тоже поднялся.

Пожелал ей приятного сна.

Направляясь к дверям, замедлил шаги, в душе надеясь, что она может окликнуть меня.

Но никаких импровизаций не произошло, и дверь за мной захлопнулась. Моя несбывшаяся любовь осталась за дверью.

* * *

Проснулся на голос горничной, доносившийся из коридора. Она сердито ругалась в адрес какого-то постояльца. Я до сих пор ни в одном отеле Европы не замечал, чтобы горничные так взбеленились. Кажется, ее вывело из себя то, что кто-то из старых клиентов, страдавших недержанием мочи, оросил свою постель.

Брань горничной разогнала мой сон. Впрочем, пора было вставать. Спустившись в гостиничный ресторан, я увидел Гайде, очищавшую яйцо от скорлупы, перед ней дымилась чашка кофе, настоящего испанского кофе, и я уловил благоухание. Я подошел к стойке, взял на завтрак больше положенного, на всякий пожарный случай, если мы днем не найдем подходящего «общепита». Я не имел представления, где арена корриды. Должно быть, в старом городе.

«Старые христиане» – испанцы, сохранившие при арабском владычестве свою веру, ревностно берегли и свои памятники.

Я сел за стол напротив Гайде. Мы уже были как старые знакомые, и сейчас в этом городе не было для меня человека ближе нее. Я даже про Оруджа Баята чуть было не позабыл. Я же вам говорил вначале, что донжуанство, – это институт, которых проходят не одним штудированием, а практическими занятиями…

После завтрака, поднявшись в свои номера, мы через полчаса снова встретились в вестибюле. Когда она спускалась вниз, я созерцал солидное брюхо Карла Пятого, а он взирал на нас с холста и, вероятно, не предполагал, что через пять столетий станет объектом внимания этакого залетного гостя…

Сонные мадридцы направлялись на работу. Не очень торопились. Кто после уикэнда рвется на службу?.. Некий осоловелый мадридец в скверике под деревом мурлыкал песенку.

– Видишь того поющего? Он баск.

– Как ты узнала?

– На баскском поет, – просто ответила она на мой наивный вопрос и улыбнулась. В ее улыбке сквозило нечто особенное. Это была улыбка несколько жеманной и умудренной женщины. Так они улыбаются, когда хотят понравиться мужчине. Но не так-то просто «охмурить» испанок. Они не отдают сердца с легкостью мужчинам.

Старинная испанская поговорка гласит «сперва она отдает сердце, потом и тело, но и то и другое старится одновременно…»

Когда мы проходили через просторный парк, Гайде предупредила: если я повстречаюсь с «калесами», надо быть осторожным, лучше всего избегать их.

– Какие-такие «калесы»?

– Так прозвали в Испании цыган, но тех это слово раздражает[31]. Сами цыгане называют «романо чаве».