Шаги Командора или 141-й Дон Жуан

Написано в 998 году хиджры[34] в месяц зульгадар[35]».

Все, в том числе и король, выслушали перевод послания шаха, стоя на ногах. Орудж-бей до сих пор не видывал такого порядка «протокола». Там, на родине, визитеры обычно целовали руку, и затем подол одеяния шаха, восседавшего на престоле. А здесь соблюдалась дистанция между монархом и гостями.

Посол, согласно этикету, вновь поклонился и, пятясь, занял прежнюю позицию поодаль.

Король изволил любезно сказать, что «пожимает десницу шаха, простертую на дружбу и прижимает его к своей груди»…

Он говорил очень тихо, еле слышно, медленно шевеля губами. Но толмач по артикуляции губ прекрасно улавливал сказанное королем.

Толмач переводил:

– Передайте Его Величеству, властелину половины мира, что я почитаю за честь принять его дружбу, и об этом я отправлю письмо Вашему благословенному шаху…

После такого собеседования Гусейнали-бей испросил у короля разрешения покинуть дворец и. получив разрешение, гости, вновь отвесив поклоны, удалились.

В резиденцию их вновь сопроводила почетная королевская кавалькада.

Сефевидские посланники пробыли в Вальядолиде два месяца и за это время произошли неожиданные события, круто изменившие судьбу Орудж-бея.

XII «Вы – из обрезанных?»

Покинув дворец «Пиментель», мы обошли окрестную зону. Я хотел увидеть усадьбу герцога Лермы, находившуюся вблизи королевской резиденции. Но она исчезла. Вероятно, ее сжег Наполеон Бонапарт, когда им был захвачен Вальядолид, так как он хорошо знал об особой роли Лермы в испанской истории и франкофобии герцога. Правда, Лерма был сторонником мирных отношений с Францией, учитывая ее постепенное усиление, но, как истинный кастилец, в душе он недолюбливал грозную соседнюю страну.

Блуждая по мощеным улицам, мы пришли в парк, где присели на скамейку под оливковым деревом. Ребятишки тут гоняли мяч. Вдруг мяч угодил в меня, я подавил в себе желание присоединиться к юным футболистам и отфутболил мяч, но тот, как на грех, упал в бассейн. Я улыбнулся и виновато развел руками. Ребята великодушно промолчали, и мальчуган, смазавший мяч в мою сторону, сам взобрался на стенку бассейна и достал мяч.

Поодаль вращалось чертово колесо. Гайде захотела покататься на нем. Я сказал, что не охотник таких аттракционов, боюсь «загреметь».

– Трусишка! – рассмеялась она и, взъерошив мне волосы, устремилась туда.

…Некогда здесь располагался особняк Лермы. В той резиденции герцогиня Луиза впервые увидела Орудж-бея и влюбилась в него. Ее знакомство с «персиянином» примечательно занятными диалогами.

* * *

Вальядолидские дни кызылбашских посланников проходили в раутах, приемах, охотничьих вылазках и созерцании коррид.

Попытка Алигулу-бея выступить в роли и обличье тореадора не увенчалась успехом; испанские наставники еле спасли его от рогов разъяренного быка; и кызылбаш, захотевший причаститься к испанскому образу жизни, отделался легким ранением.

В первые недели пребывания в столице Кастилии к Гусейнали-бею явился толмач герцога Лермы Диего де Урреа. Сообщил, что герцог будет рад видеть сефевидских дипломатов у себя на званом обеде, устраиваемом в их честь. Добавил, что королевская чета не сможет присутствовать на торжестве, так как королева Маргарита Австрийская ждет ребенка, и его величество должен оставаться при ней. Королева была сестрой австрийского императора Фердинанда Второго; ее венчание с испанским королем состоялось два года назад в Валенсии. У Сефевидов такого не было, чтобы шах столь трогательно опекал беременную супругу; этой милости последняя удостаивалась только при рождении сыновей.

Теперь католические служители и монахи радели в молитвах, моля Господа ниспослать монарху наследника.

Восточных дипломатов в особняк Лермы привели Дон Диего и другие сеньоры. Но среди них не было ни одного «гранда» – представителей высшей знати; при дворе короля было девятнадцать грандов, двенадцать из них состояли в родстве с монархом, остальные были из родовитых христиан, графы и герцоги. Гранды не жаловали «плебейского выскочку» Лерму, и не одобряли того, что слабовольный Фелипе приблизил к себе конюшего своего отца; по их мнению, тому причиной были амурные отношения Фелипе с Доньей Луизой.