Шаги Командора или 141-й Дон Жуан

В января 1605 года дон Алонсо принес ему свежий номер «Индекса» со статьей о романе Мигеля Сервантеса «Дон Кихот». Малоизвестный рецензент утверждал, что роман о герое из Ламанчи написан на основе «Интермедии о романсе» поэта Хуана де Салинаса. По предположению рецензента, прототипом Дон-Кихота явился Лопе де Вега, и роман пародирует участие знаменитого драматурга в сражении Непобедимой Армады против англичан (в 1588 году). Тем самым, по мнению автора статьи, дон Мигель мстит своему сопернику, который в своих драмах осмеивал роман дона Мигеля «Галатея».

Интриги происходили не только во дворцах, но вершились и в литературных кругах.

Орудж-бей заинтересовался романом и вскоре раздобыл экземпляр книги. Автора «Дон Кихота» он видел только один раз случайно. Худощавый и долговязый дон Мигель напомнил ему скромного идальго. Прочтя роман, он захотел, встретиться с удивительным мастером, но так и не удосужился из-за своих занятий поискать такую возможность. Только спустя два месяца, весной 1605 года выпала такая возможность. Из Эскориала пришла добрая весть: родился новый наследник. Дон Мигель посвятил королевичу недавно написанную пьесу «Великая султанша» и отправил ее во дворец. Вероятно, в верноподданническом порыве он был движим еще желанием заручиться августейшей благосклонностью, которая помогла бы ему отсечь от себя криминальный «шлейф», который тянулся за ним из армейского интендантства и приводил его неоднократно под стражу…

В письмах к Филиппу Третьему он говорил о своей совершенной невиновности и просил оправдания; в доказательстве своей верности его величеству, сообщал Сервантес, он написал в честь наследника комедию, изобличающую и высмеивающую всех врагов католичества, с письмом был отправлен в Пиментель и текст произведения.

Дон Франциско на просмотр спектакля пригласил, в числе других, и всех неофитов-морисков.

Это событие послужило причиной разгорания вражды между бывшим секретарем и главой персидской дипломатической миссии.

Орудж-бей явился во дворец незадолго до начала представления. Места были заняты. Ввиду отсутствия королевы, находившейся в Эскориале, на ее месте сидела молодая жена дона Умберто – маркиза Юлия. Дальше занял место сам первый министр – герцог Лерма, еще одна незнакомая Орудж-бею дама и сын Лермы.

Орудж бей никак не мог разглядеть незнакомку, лицо которой прикрывала вуаль, у нее были золотистые волосы, в отличие от черноволосой Луизы.

Прежде новый католик имел место в первых рядах, теперь такой чести он не удостаивался.

Автор комедии не показывался публике. Позже выяснится, что он наблюдал за ходом представления из-за кулис, точнее сказать, он сам выступил в качестве режиссера. Как и в прошлый раз, карлик Педильо забавлял публику выходками.

Вприпрыжку приблизившись к сцене, по-обезьяньи вскарабкался на нее и громогласно объявил: «Ваше королевское величество! Достопочтенные дамы и господа! Сейчас вы увидите представление, посвященное автором доном Мигелем Сервантесом наследнику короля, да хранит его Господь! Спектакль повествует о поделках и проказах, которые вытворяла великая султанша, прекрасная Каталина со своим венценосным турецким мужем! «Да упасет Господь нашего короля от подобных жен, и не приведи Бог им взять себе в жены мусульманку!» Раздались рукоплескания, по рядам прошелестели смешки. Педильо спрыгнул со сцены и, как верный пес, притулился у ног короля.

В пьесе был герой-резонер, пленный воин по имени Мадригал, который комментировал события.

Выяснилось, что прекрасная Каталина, пробыв несколько лет в гареме султана (надо полагать, наложницей), стала объектом особенно пылких чувств Мурада Третьего, короче говоря, монарх не на шутку втюрился в нее.

Восточная страна, порядки и нравы в ней, турки и мусульмане представлялись в окарикатуренном, уродливом виде, на потребу настроенной соответствующим образом светской публики. Масла в огонь подливал и резонер, по мнению которого, персонажи-иноверцы являлись сплошь лжецами, торгашами, глупцами и корыстолюбцами.

Торжество хитроумной Каталины над незадачливым султаном иносказательно намекало на нечто большее – на слабосильность Оттоманской империи и шаткость трона.

Некоторые детали комедии, при всем при том, были даны со знанием дела, с достоверной точностью. О них мог рассказать только человек, непосредственно побывавший в Стамбульском дворце.

Турецкие династии, охотно роднившиеся с христианскими избранницами, за счет нарождавшихся толерантных и покладистых наследников постепенно утрачивали великодержавные амбиции, и даже, быть может, чувство государственного самосохранения.