«Итак, поздней осенью 1905 года я отправился в путь. Это путешествие — последний наказ Абая — оказало огромное воздействие на мое становление как человека, открыло глаза на мир. Мне довелось беседовать с учеными разных стран, обмениваться мнениями, приобретать необходимые книги, которые отсылал посылками в Семипалатинск <…>
В Стамбуле во время вынужденной задержки удалось попасть в хранилище исторических фондов, и я тринадцать дней изучал историю. Перебрал все труды древних писателей и мыслителей, начиная с Гомера. Приобрел сочинения греческих мыслителей, западных философов, древних тюркских ученых, словари разных народов, произведения американских писателей.
Словом, эта поездка открыла мне глаза, утолила страждущую душу, стала исполнением мечты. И конечно, явилась плодом мудрых советов Абая.
Из Стамбула добрался до Мекки, посетил исторические места, открыл для себя много нового. Был в Медине, где познакомился с сочинениями таких ученых, как Абу Суфиян, жившего за двести лет до пророка Мухаммеда, приобрел их книги. Жалко, не смог попасть в Александрийскую библиотеку в Египте. В Мекке я встретил ученых, много лет работавших в этой библиотеке, переписал у них неизвестные мне прежде научные сочинения.
Когда возвращались обратно, среди нас распространилась болезнь и мы около месяца пробыли в Стамбуле. С разрешения доктора я выходил в город, еще раз прошелся по историческим местам. Беседовал с индийскими и персидскими учеными людьми. Даже научился нотной грамоте у турецкого музыканта. Встречался с врачами из Ирана и Индии. Поскольку хорошо знал фарси, научился у них многим методам лечения».
Шакарим не щедр на подробности. Не называет спутников по хаджу, не приводит имен ученых людей, с которыми вел столь познавательные беседы, не углубляется в детали поездки в Медину. Было бы интересно узнать, какие книжные древности его так заинтересовали, что он их покупал без промедления и отправлял посылками в Семипалатинск. Впрочем, о некоторых покупках можно догадаться по литературным источникам, на которые он ссылался позже, когда добавлял информацию в «Родословную тюрков, киргизов, казахов и ханских династий» или писал «Три истины».
Кстати, в «Родословной…» все же содержатся кое-какие подробности о пребывании в Мекке. Хотя и касаются они некоего имущественного дела, летописные детали со временем становятся только ценнее. Мы строим настоящее на минувшем, имея о нем слабое представление. И только звучание забытых имен, переливы голосов ушедших предков, вместившие громадные отрезки истории, возвращают нашему настоящему утраченную поэзию. И в воображении оживают тесные улочки Мекки, каменные ступени соборной мечети, священная площадь и древняя Кааба, видевшая миллионы паломников за прошедшие тысячелетия.
Находясь у святынь Мекки, Шакарим, конечно, помнил, что по этим площадям проходил его знаменитый дед, прикасался к тем же камням, которые сегодня притягивали горячей поверхностью и его. Сколько поколений, сколько великих личностей было на этой площади! А теперь, прорывая толщу веков, рядом с ними, рядом с тенью деда Кунанбая, стоял он, Шакарим.
Вот этот отрывок из «Родословной…»: