Шах и мат

«Таинственный автомобиль без шофера. Мисс Хорлэй в кандалах! Снова дело об убийце старшего Хорлэя. Где же правда?! Коммунисты свирепствуют! Сто тысяч экземпляров неизвестно где отпечатанной газеты! Последние известия о Хорлэе! Где находятся некоторые бумаги?!»

Через час истерический голос Гарри Стоуна сообщил в редакцию:

– Небывалое обвинение президента! Десять сенаторов и Хорлэй!

Мистер Стигльтон в редакции Нью-Йорк Экспресс прошептал:

– Разрыв сердца.

И упал на стол головой.

Его воскресил неистовый голос Гарри Стоуна, кричащий по радиотелефону:

– Политическое землетрясение! Если не будут приняты меры, мы накануне революции! Показания мисс Хорлэй! Преступный прокурор! На электрический стул! На электрический стул! Новый генеральный прокурор штата Нью-Йорк! Его биография! Биография его дочери. Его мнение! Его автомобиль! Его особняк!

Действительно, что-то вроде политического и финансового землетрясения воцарилось в Нью-Йорке. Акции летели вниз с быстротой падающего метеора, сотни тысяч людей осаждали биржи, циклон разорения и обогащения несся над Бродвеем и Уолл-стрит, улицей банкиров, с молниеносной быстротой.

На тысячах заводов также царило возбуждение. Оно было менее заметно, благодаря полицейским мерам: тысячи сыщиков, переодетых полицейских, дежурили на заводах и фабриках с готовыми пулеметами, и внешне там шли работы совершенно нормально. Но что-то неуловимое показывало, что циклон свирепствует и здесь, только в несколько других формах.

Катастрофа, случившаяся в половине двенадцатого на одном из военных заводов, только усилила панику: вследствие неизвестной причины взорвалась лаборатория Генерального штаба и три огромных корпуса с тысячами работавших там людей взлетели в воздух. Все силы прокуратуры и полиции и репортажа были мобилизованы. Паника росла.

Более спокойное исследование всех этих событий разъяснит читателю многое.

После первых двух радиограмм, послуживших сигналом ко всему последовавшему, произошло следующее…

В кабинете генерального прокурора С. Ш. С. А. зазвонил телефонный аппарат. Подошедший секретарь услышал четкий и спокойный голос:

– Алло, прокуратура?

– Да.

– Попросите к телефону прокурора.

– Он занят.

– Чем?

– А кто говорит?

– Сообщите прокурору о срочном деле, имеющем огромное значение. Могу сообщить только ему лично.

– Сейчас!

Секретарь прошел во второй, личный, кабинет и сообщил прокурору о разговоре.

Прокурор С. Ш. С. А. мистер Вастон был сухой, похожий на выжитый лимон человек. Это был прежде всего чиновник и настойчивый чиновник. Он выслушал секретаря и сказал коротко:

– Олл райт. Пока я буду говорить, выясните по другому аппарату на Центральной, откуда меня вызывают.

Секретарь устремился к другому аппарату, а мистер Вастон, генеральный прокурор С. Ш. С. А. подошел к телефону.

– Алло!

– Прокурор?

– Да.

– Имею срочное сообщение.

– Кто говорит?

– Это безразлично. Мною найдены убийца мистера Хорлэя Старшего, а также раскрыто неслыханное политическое преступление.

– Можете приехать сюда?

– Нет, слушайте внимательно.

– Алло!

– Слушайте внимательно. Через час автомобиль привезет в прокуратуру убийцу мистера Хорлэя Старшего. В том же автомобиле вы найдете документы, копии с подлинных, снятые нотариусом Бродвея, о ряде преступлений. Через два часа все население Америки и Европы будет оповещено о содержании документов, так что никакие уловки не дадут вам отступить перед свершившимся фактом. Правосудию, представителем которого вы состоите, капиталистическому правосудию, предстоит задача: либо уличить и посадить на электрический стул настоящих виновников ряда преступлений, либо дать возможность широким массам Америки убедиться в том, что такое капиталистическое правосудие и тот строй, которое оно обсуживает.

При первой половине этой длинной фразы прокурор сказал:

– А!

Вторая половина фразы заставила его сказать:

– О!

Затем тот же четкий и суровый голос сказал:

– Это все. Ждите.

Генеральный прокурор задумчиво посмотрел на телефонную трубку и сказал себе самому вполголоса:

– Либо гомерический шантаж, либо…

Его лимонно-желтое лицо побледнело. Затем он отрывисто спросил секретаря:

– Что говорит Центральная?

– На Центральной не знают ни о каком разговоре, сэр.

Лицо генерального секретаря выразило максимум возможного для американского чиновника изумления:

– То есть как не знают?

– Не знают, сэр. Ваш телефон не соединялся Центральной станцией ни с кем. Никто не просил соединить станцию с вашим кабинетом.

Мистер Вастон опустился в кресло и, подавив изумление, сказал коротко:

– Подождем.

Он положил перед собой часы и застыл над ними. Стрелка часов двигалась равнодушно и медленно: пять минут, еще одна минута… Мистер Вастон следил за ней с каменным лицом цвета калифорнийского лимона. Трубка, совершенно погасшая, торчала у него изо рта.