Шахнаме

Перед нами встают хорошо знакомые (по романовским источникам) события эпохи Бориса Годунова. Бегство царевича Дмитрия, якобы Самозванца, страх Бориса Годунова, попытки отыскать беглеца.

Здесь важно отметить, что, в отличие от (во многом фальшивой) романовской версии, иранский Эпос абсолютно четко утверждает, что беглый царевич Гоштасп (Дмитрий) никаким самозванцем не был. Он — настоящий царевич, сын царя Лохраспа. Это прекрасно согласуется с нашими результатами, согласно которым, Дмитрий «Самозванец» был настоящим сыном Ивана «Грозного». Тем самым, мы в очередной раз ловим романовских редакторов за руку. Сделанные ими искажения истины теперь наглядно всплывают при сопоставлении с другими, независимыми, источниками. В данном случае, с персидскими.

Почему Литва и Польша названы здесь «Рум»? Вероятно, потому, что все эти территории в XVI — начале XVII века пока еще входили в Великую Империю, которая на страницах некоторых источников именовалась «Римской». Названия РУМ и РИМ явно связаны друг с другом. Более того, как мы увидим далее, воевода и сенатор Юрий Мнишек, отразившийся на страницах Шахнаме как «Румский кейсар» (то есть румский кесарь, царь), владел королевскими имениями в Червонной Руси. А Русь именовали Римом (Румом). Поэтому и страну, куда бежал царевич, некоторые хронисты назвали Румом = Римом.

Далее в Шахнаме мы видим раздел под названием «Прибытие Гоштаспа в Рум». Сказано следующее. Гоштасп скачет до берега моря, где находит сборщика пошлин по имени Хишуй, известного своей доблестью и прозорливостью. У Хишуя есть судно, которым Гоштасп хочет воспользоваться для переправы через море. Царевич скрывает свое подлинное имя и представляется Хишую как «дебир», то есть мудрец, стяжавший славу в Иране и объездивший мир в стремлении к знаниям. И далее: «„Коль дашь мне до Рума на судне твоем добраться, — вовек не забуду о том!“

Ответ был: „Нет, ты сотворен для венца, для яростных сеч и доспехов бойца. НЕ ДУМАЙ, ЧТО ТАЙНУ СУМЕЕШЬ ТЫ СКРЫТЬ, безданно-беспошлинно к Руму поплыть. Дар нужен мне, правда нужна, а не ложь, ведь ты на дебира совсем не похож“.

Царевич в ответ на Хишуеву речь сказал: „БОЛЬШЕ ТАЙНУ НЕ СТАНУ БЕРЕЧЬ. Проси все, что хочешь…“

Динарами щедро его наделил. Тут парус Хишуй поспешил натянуть и по морю держит с царевичем путь. Румийскую путник увидел страну… Град стольный кейсаров, могучих владык. Лишь только царевич в тот город попал, РАБОТУ ИСКАТЬ И ПРИСТАНИЩЕ СТАЛ. Уж роздал и прожил он все, что имел, и в горе оплакал свой тяжкий удел. Устав от скитаний, тоской обуян, идет во дворец, где кейсара диван (администрация, совет — Авт.). И так говорит он, склонясь пред главой: „Дебир я, в Иране воспетый молвой, ПРИШЕЛ Я УСЛУГИ СВОИ ПРЕДЛОЖИТЬ, ХОЧУ ТВОИМ РЬЯНЫМ ПОМОЩНИКОМ БЫТЬ“.

Взглянули писцы на того чужака и переглянулись: такая рука пергамент касаньем испепелит, и сталь под рукою заплачет навзрыд! …

„Дебиров у нас, — отвечают ему, — избыток, нам нового брать ни к чему“.

Бледнея, отказу внимает Гоштасп, и царский диван покидает Гоштасп», с. 16–18.

Так начинаются длительные скитания царевича Гоштаспа по Румскому царству. Мы видим здесь хорошее соответствие с романовской версией скитаний Григория Отрепьева = Дмитрия «Самозванца». Судите сами.

Во-первых, в обеих версиях громко звучит тема «тайны имени» или «тайны происхождения». По Фирдоуси, на первых порах, царевич Гоштасп скрывает свое подлинное имя и происхождение. Аналогично, Григорий Отрепьев во время скитаний по провинциальным монастырям, а потом, при бегстве в Литву и Польшу, сначала скрывает — кто он такой. В разных ситуациях он называет себя то Отрепьевым, то царевичем Дмитрием. При этом вокруг этой личности (по крайней мере, в романовской версии) вскоре накапливается целый ворох легенд и противоречивых слухов. Практически то же самое мы сейчас увидим и в Шахнаме, при описании скитаний царевича Гоштаспа по Руму.

Во-вторых, прибывая в Рум, Гоштасп откровенно заявляет, что он «готов рьяно служить» румским властям. Тот же самый сюжет звучит и в русско-ордынской истории «Самозванца». В романовском изложении, он становится рьяным прислужником польской и литовской знати; вся его деятельность от начала до конца будет направлена на свержение законной власти на Руси и ее захват.

Вернемся к «древне»-персидскому рассказу о скитаниях царевича Гоштаспа (Дмитрия = Григория). Фирдоуси продолжает:

«Стеная, дав волю горючим слезам, к кейсаровым держит он путь табунам. А главный табунщик — достойный Нестар… Хвалу воздавая, склонился пред ним Гоштасп, затаенной тревогой томим. Приветливым взглядом Нестар наградил пришельца… спросил его: „Кто ты? Мне правду скажи. Ты с виду, как царского рода мужи“.

„О, славный! — Гоштаспа ответ был таков, — Мое ремесло — объезжать скакунов. В подмогу возьми, я тебе пригожусь“…

„Увы, чужестранец! — он слышит в ответ, — друзей у тебя здесь и родичей нет… Могу ль незнакомцу доверить коней?“

Уходит Гоштасп, на душе тяжело, раскаянье сердце ему обожгло», с. 18.