Шакспер, Shakespeare, Шекспир. Роман о том, как возникали шедевры

Вот и бери ты эту прямоту
В приданое. <…>
Клянусь, что всенародно отрекаюсь
От близости, отеческих забот
И кровного родства с тобой. Отныне
Ты мне навек чужая. Грубый скиф
Или дикарь, который пожирает
Свое потомство, будет мне милей,
Чем ты, былая дочь.

Кент

Мой государь!

Лир

Ни слова, Кент! Не суйся меж драконом
И яростью его. – Я больше всех
Любил ее и думал дней остаток
Провесть у ней. – Ступай! Прочь с глаз моих!
Клянусь покоем будущим в могиле,
Я разрываю связь с ней навсегда.

Как точно! Как точно все было придумано, сказано и сыграно! Этот его вопрос: «Так молода – и так черства душой?» – как призыв: «Солги! Повтори, запинаясь и путая порядок слов, то, что наговорили твои сестры! Я простил им, что они лгут – ведь они так похожи на меня, они не могут не лгать!»

Но слышит в ответ: «Так молода, милорд, и прямодушна» – и мир рушится: «Бунт! Она осмеливается говорить правду!»

И возникает потрясающее противопоставление дракона и его ярости.

Дракона о трех головах, как о трех душах: его собственной и старших дочерей, благодарно впитавших привычку к власти и атрибутам ее: притворству и цинизму.

И ярости, заменившей стон… ведь, наверное, больно оттого, что взбунтовалась та единственная, к кому по-настоящему привязан. Когда приходится пугать: «Вот и бери ты эту прямоту. В приданое…»

И потому, когда позже Шакспер-Лир кричал:

Вой, вихрь, вовсю! Жги, молния! Лей, ливень!
Вихрь, гром и ливень, вы не дочки мне
И вас не упрекаю в бессердечье.
Я царств вам не дарил, не знал детьми,
Ничем не обязал. Так да свершится
Вся ваша злая воля надо мной! —

то страдал не потому, что старшие дочери, Гонерилья и Регана, предали его, нелюбимого, а оттого, что сам он предал вдесятеро.

Младшенькую, любимую.

А всей своей жизнью – себя.