Шаль

Никаких камер наблюдения в снятом домике быть не должно — это не принято в этих кругах. Время шпионажа, шантажа и грязных игр прошло — теперь в бизнесе царят респектабельность и доверительность. Вместе с бандитской эпохой «лихих девяностых» отошли в прошлое и съемки скрытой камерой — как инструмент воздействия на несговорчивых партнеров. Теперь у олигархов и предпринимателей свои службы безопасности, и никто не осмеливается снимать, за это можно поплатиться минимум деловой репутацией, а максимум… тут можно фантазировать до бесконечности.

Она решила остановиться на вине: вспомнила, как Степанков когда-то обедал у них. Лариса хотела тогда произвести впечатление, подала какое-то редкое благородное вино, которое купила в универсаме, выложив кругленькую сумму. Но удивить гостя не удалось, получилось скорее наоборот: она увидела, как он пригубил вино, едва заметно поморщился, но ничего не сказал, выпил и даже произнес что-то вроде того, что любит именно такие венгерские токайские вина.

Тогда она почему-то запомнила эту фразу и, как оказалось, не зря. Она вообще пристально следила за его жизнью и прислушивалась ко всему, что он говорил, отчасти бессознательно, но цепко.

В этих дорогих винах такие странные привкусы, пожалуй, он не сразу поймет, что тут что-то не так. Но нужен яд быстрого действия, чтобы жертва не успела спохватиться. С этим и были связаны основные проблемы. Лариса решила остановиться на бытовой химии. Какой-нибудь цианистый калий надежнее, зато, например, метанол достать легче, он содержится во всяких обыденных растворах: разных растворителях, лаках, политурах. Такие жидкости при попадании внутрь вызывают не менее опасные для жизни тяжелые отравления, чем чистый метанол. А вот для того чтобы достать настоящий яд, нужны знакомства, которых у Ларисы нет. Да и ни к чему ей лишние свидетели.

И тут ей опять повезло: вино было в бутылке с отвинчивающейся крышкой, что для вина — редкость. Но все же бывает. И Ларисе удалось незаметно, практически не повредив, открыть крышку, а потом закрыть. Заметить, что бутылку открывали, было почти невозможно. Почему-то это обстоятельство, маленькое везение, вселило в Ларису надежду, что все пройдет благополучно.

По ее плану, бутылка с отравленным токайским должна была попасть к Степанкову и, как бомба замедленного действия, ждать своего часа. Когда он ее откроет, не так уж и важно. Он и не вспомнит, наверное, откуда она у него взялась. Подарки небось охранники распаковывают. А после уже никому в голову не придет, чьих это рук дело. Степанков, может, и догадался бы, он сметливый, но на тот момент уже не сможет этого сделать.

Незадолго до дня рождения Володя позвонил им и пригласил на торжество, пообещав прислать за ними машину. Но Михаил вдруг заупрямился и не захотел ехать. У Ларисы тогда опустились руки — она потратила столько нервов и сил на свой план, а теперь все пойдет прахом из-за дурацкого каприза мужа? И впереди опять тягостная неизвестность и ярмо долга?

Когда она услышала отказ, моментально потеряла самообладание и закатила мужу истерику. Немало удивившись такому напору и посопротивлявшись для вида, Михаил дал наконец согласие.

В назначенный день они с Михаилом прибыли в загородный коттедж. Она опасалась, что в ходе праздника будут изменения, но все оставалось по-прежнему: подарки опять складывали в кучу. Они преподнесли от их пары красивую вазу, выбранную Михаилом. Теперь Ларисе оставалось ждать совсем недолго.

Дальше все пошло как по маслу: ей не составило никакого труда уличить момент, когда поблизости никого не оказалось, и сунуть сверток в груду подарков.

Время от времени она как бы случайно заглядывала в прихожую, но все было в порядке, подарки никто не трогал. Потом она увидела, как их погрузили в машину и увезли.

Москва, сентябрь 2008-го

Миша был дома один, Лариса, как всегда, куда-то упорхнула. Он расплылся в улыбке, но, увидев выражение лица Степанкова, поскучнел и, посторонившись, пропустил гостя. Тот, не раздеваясь, прошел на кухню и сел на стул.

— Как ты мог? — отрывисто спросил Степанков.

— Я всегда считал, что ты был не прав тогда с тем бедным пенсионером, — важно заметил Михаил.

— Зачем ты сказал об этом Миле? Она же все не так поняла, — сжав кулаки, прорычал Степанков, — ты все вывернул наизнанку. Ведь мы же поклялись друг другу, что никто не узнает об этом. Каждый из нас столько лет держал клятву…

— Ну, настал момент истины, — пафосно протянул Михаил, — зачем ты девочке голову морочишь?

— Что? — Степанков от удивления на миг даже потерял дар речи и некоторое время молчал, потом тихо сказал: — Меня укорять не надо, я и так все эти годы со своей совестью намучился… А вот тебе-то какое дело?

— Ну, ты же можешь еще раз…

Степанков вскочил, занес руку, но потом неожиданно опустил.

Михаил вдруг как-то обмяк, потерял всю свою уверенность, теперь он чуть ли не плакал.

— Ну, спасибо тебе, дружочек, — процедил Степанков, — за все, особенно за подарки на день рождения…

Михаил внимательно взглянул в лицо Степанкова, потом убито спросил:

— Ты знаешь?