Шамбала

– Да ты сущий ребенок, – разочарованно осознал он, – и это тебя мне придется допрашивать… цирк на дроте…

Быстро подоспело два человека с носилками. Гриф толкнул меня вперед, направляя к машине. Я пыталась вырваться, убежать. Он хватал меня за волосы, тянул обратно. Я не хотела сдаваться. Я просто не верила, что эти крысы меня схватили. Гриф втолкнул меня в задние дверцы. Упала, протянулась по полу… Там сидела Кара! Руки в наручниках, в лице – обреченность. Нет-нет, милая, пожалуйста, ты не должна сдаваться так скоро! Только не ты! Едва не закричав от отчаяния, я выпрямилась, опираясь спиной о стену. Когда Гриф запирал двери, напротив заводил мотор еще один автомобиль. С грохотом лягнули дверцы, и мы очутились в полутьме.

Я приблизила лицо к Каре, выражая взглядом один-единственный вопрос. Она едва заметно покачала головой, закусила губу и беззвучно заплакала.

86

Доехали довольно скоро. Эти автомобили метрополийского отдела Комитета двигались бесшумно, мягко, точно крадущиеся гепарды. Я не знала, кого схватили наверняка, но с ужасом думала о том, что ждет нас в следственном изоляторе. На самом деле теперь я начинала осознавать, что никто мне не поможет. Если Герду и кому-либо еще удалось скрыться, едва ли они рискнут хоть мизинцем ради нашего вызволения. Наставник предупреждал о таком исходе. И приятного в этом мало.

Автомобили остановились и заглохли. Дверь распахнул водитель. Гриф вперил руки в бока, рассматривая нас с Карой: разные, как небо и земля.

– Веди в свободный изолятор. Обоих отдельно. И тех – тоже, – из другого автомобиля выталкивали две мужские фигуры – одна из них чуть выше.

Киану!

Хотела позвать, но вовремя прикусила язык – ни имени, ни звука не должно стать известно этим ищейкам.

Второй фигурой оказался Ксан.

Меня толкнули в локоть с неимоверной силой, и я скорчилась от боли. Киану обернулся. Я помню его широко раскрытые черные глаза.

Нас снова толкнули в спины и повели в широкое двухэтажное здание. Окраина Метрополя – узнавала по изображениям, которые когда-то демонстрировал Герд: кольцевая магистраль, пустырь, здание, огороженное проволочной сеткой под напряжением. Спасающему не помочь, беглецу не спастись. Внутри горит камерный, бело-зеленый свет. У широкого лифта – два охранника с оружием. Нас спускали вниз, в подвальное помещение, под настойчивым выпуклым глазом внутренней камеры. Продолжая подталкивать в спины и плечи, вели вдаль по коридорам. Оглядывалась по сторонам, замечая каждую деталь: по углам – видеонаблюдение, у лифта – охранники, на многочисленных постах – охранники. Если бежать наобум – застрелят в секунду. По обе стороны отсека – открытые тюремные камеры. Некоторые пусты, в иных – костлявые, измученные люди. На всех разные одеяния, в основном – формы и костюмы бывших госслужащих. Теперь уже не фраерская заправка – драные лохмотья, пропахшие потом и кровью. Нас ввели в другой отсек, еще более сырое помещение. По обе стороны – высокие железные двери, внизу и вверху – едва заметные решетки, такие широкие, что и два пальце не просунешь. В воздухе зловоние, человеческие испражнения, потоки грязной воды, смывающая в общий слив то, что возможно смыть. Центральная дверь в конце зала распахнулась, показался еще один комитетник в форме. Из-за спины его доносятся нечеловеческие крики, вопли. Молили о помощи. Звали кого-то по имени. Голос надрывался, срывался, хрипел, превращался в сип. Комитетник захлопнул дверь – все прекратилось. Сердце в груди колотилось неимоверно сильно. Я боялась. Главный жизненный страх – пережить пытки, и он начинает сбываться.

Провожатые раскрыли две двери смежных комнат, сняли наручники, почти одновременно втолкнули нас. Я упала на мокрый пол. Потоки смывали с камней продукты жизнедеятельности предыдущих «постояльцев». Хорошо, что обувь теплая и плотная резиновая подошва. А Кара? Выходя из коттеджа в ту злосчастную секунду, на ней был легкий костюм из тонкой материи и подобие шелковой накидки; на ногах домашние туфли. Я подползла к стене и попыталась постучать – вдруг сработает. Но стены каменные, плотные, не докричаться. Я рванула в сторону двери. Попыталась подняться на носки, увидала наших провожатых. Они разговаривали с комитетником, что минуту назад покинул ту комнату криков.

С яростью ударила дверь, но лишь повредила костяшки пальцев. Бесполезно. Это глухая клетка, выхода отсюда нет.

Инцидент привлек внимание к собственным ладоням: их покрывали широкие волдыри – последствия яда борщевика. Если они лопнут, пострадает вся рука. А это непременно произойдет – рано или поздно.

Мигом достала из внутреннего кармана мастерки кусок простыни, служившей платком, разорвала на полоски и перевязала ладони, насколько это оказалось возможным. Нутром чуяла: все только начинается.

87