Шамбала

Я не знала, что так бывает, но случай спасло одно обстоятельство. Моего экзекутора подозвал один из офицеров, а после случился какой-то взрыв хаоса. Стоял шум, беготня, суета, раздался выстрел – всего один, но его хватило, чтобы я окончательно испугалась и впала в полуобморочное состояние. Меня подняли на руки – даже не хватало сил кричать от боли – и после я вновь потеряла сознание.

Мы должны были добраться до Ущелья. Меня спас Инек и его товарищи. Мы не могли ехать поездом, автобусом или еще каким транспортом – нас бы сразу взяли с поличным. Мы пробирались лесами, нас провожали старики из деревень и подвозили на машине зажиточные путники или проезжающие через страну иностранцы. Ты представить себе не можешь, что мне пришлось пережить в этом пути! До сих пор зудят конечности, и синяки – ты сама видишь – похожи на настоящие сливы.

Но сейчас я здесь. Обещай мне, Бона, что позаботишься о Кае. Обещай, заклинаю тебя! Пусть все, что я пережила, не пройдет даром. Через несколько недель мы пришлем за ней человека – сразу, едва осядем. Я не могу ее взять, пока мы едем в никуда. Я слишком ее люблю, чтобы потерять в этом опасном пути. Никто не должен знать, где мы. Если тебя спросят, скажи, со времен летних каникул в университете ты меня не видала. Они тебе поверят. Каю назови моим именем. Скажи, это ребенок соседки. Соври. И ври уверенно – они чуют, если ты их боишься. Они все чуют. А видят еще больше.

Глубокой ночью раздался чудовищный взрыв у подножия Ущелья. Он стал знамением всем его жителям, ибо эта история прогремела на всю округу, точно второе пришествие Христа. Наутро, еще до рассвета, прибыли стражи порядка, репортеры, эксперты и обнаружили остатки старого автобуса, близлежащей фермы и тела погибших. Это были твои родители. А их водителем был…

– Артур, – прошептала я.

100

– Бона, – спустя долгие минуты промямлила я, – ты знала?! Ты все это время знала?

– Ну конечно, Кая, я знала, – уверенно, без тени жалости отвечала она. – Эти эксперты и стражи, а потом и комитетники – они все пронюхали, и все расспрашивали местных, не появлялась ли тут маленькая девочка лет восьми-девяти? Я держала тебя в подвале, потом заклинала Сфорцу позаботится о тебе. Они бы до сих пор хранили этот секрет, а я бы им глотки повырывала. Приди Комитет – и они быстро бы раскололись. Эти комитетники тебя помнили. Ты – дочь повстанцев, тех, кто сумел выступить против правительства. Они думали, ты погибла, но ты выжила. Они бы не оставили тебя в покое, и тогда я сразу отдала тебя ему. Герду. Уж лучше бы тебе внушили с детства о борьбе, о вражественном государстве, в котором мы живем. Все лучше, чем если бы комитетники схватили тебя и пытали – также, как и твою мать. Борись, Кая! Борись до последнего вздоха! Ты должна бороться. Тебя для этого воспитали. За твоей душой охотились две стороны, но выбор за тобой.

– Тетя… – опустила голову на руки. – Бог ты мой, а я-то думала, вы отправили меня работать из-за чудовищной нужды, вы внушили мне, что я – обуза. Вы все твердили, как нужны были деньги, а дело было вовсе не в деньгах. Вы боялись, что однажды они обнаружат и вернуться за мной – и разрушат и этот дом, и убьют вас с Марией. И эта ферма на границе Ущелья… Вы ведь с самого начала знали, что это непростое жилище, что там живут другие люди, и что они преследуют свои собственные цели… о…

Поток мыслей лился из моих губ, и я все не могла никак унять сердцебиения. Все, ради чего я жила – ложь. Все, во что верила – пепел, то, на что надеялась – бестелесная мечта.

Внутри все рушилось, как если бы взорвали очередное здание Метрополя.

Больно первые двенадцать минут, все остальное – самовнушение.

Все становилось на свои места. Теперь я понимала, что имел в виду Эйф, упоминая о пытках моей матери; что он, как всегда, знал обо мне больше, чем я сама. Понимала, что моей душой распорядились еще до того, как родилась. Понимала безуспешные попытки Герда взрастить во мне бездушного солдата; ибо в его мир я вошла слишком поздно, чтобы претерпеть необходимые ему изменения.

– Почему Герд? – вдруг спросила я, глядя в синие глаза тетки.

Господи, почему раньше я не замечала, до чего подобны эти глаза тем, из которых лились вечные приказы и постоянные наставления?!

– Он вам родной брат… – глядя на Бону, констатировала факт, – и брат моей матери… И мой прямой родственник.

– Он потерял двух дочерей и молодую жену. Чего же ты от него хочешь? Все мы мстительны, если тронуть самое дорогое.

– Но почему я? Почему все мы? Почему целый сектор? – едва слышно шептала.

– Он сам был комитетником, Кая. Неужели ты еще этого не поняла?