Шамбала

Нет, конечно нет, что это я в самом деле? Какие темные кудри, какое тонкое лицо? Нат и Руни светловолосы, и черты лица их иные, и глаза у обоих – серые, печальные. Но пред взором стоит иной образ, тот, который никогда не станет живым – одно лишь сердце будет воспроизводить его в памяти много раз, пока, наконец, не распрощается, в бессмысленности и пустоте желаемого.

– Что-то идет не так, – горько призналась она, и я вздрогнула от жестокости слышимого.

Глядя на нее, не было нужды задаваться иными вопросами.

– Кто еще знает?

Она быстро замотала головой.

– Никто.

– Тогда нужно остаться. Руни, это все, что у тебя есть.

– Я знаю, – шепчет она, и легкий ветер, летящий из открытого окна, колышет ее тонкие, ослабленные волосы.

– Скажи Мальве. Она знает, что делать. Она поможет. Герду до этого дела нет. А наша миссия окончена. Он не посмеет заставить тебя сделать что-либо неправильное.

Руни продолжает кивать головой, утирая последние слезы; на лице ее расцветает робкая, но настоящая улыбка. Если бы только она не выглядела такой слабой и болезненной!

На том и порешили: она отправится с нами вторым рейсом; к тому времени наверняка немного окрепнет, чтобы выдержать недолгое путешествие, но долгий путь человека, что вынужден бежать с собственной родины.

Этим же днем, на удивление полным событиями, я взбунтовалась и попыталась встать с постели. Держась за стены и скрепя зубами, стараясь не выдать терзаемой боли, я продвигалась к лестнице, где меня перехватил Нат.

– Сумасшедшая! – негодовал он. – Иди в постель! Зря я, что ли тебя нашел там, у границы, надышавшись этого дыма!

– Ох, Нат… – выдавила я.

Он быстро оказался рядом, перехватил меня и почти поднял на руки.

– Иди к Руни, – холодно велела я, злясь на его жизненную неопределенность. – Ей сейчас больше нужна твоя помощь.

Он немного опешил, но виду не подал; собрался и с долей злости процедил сквозь зубы:

– Она тебе рассказала?

– Сама догадалась. Это невозможно не почувствовать.

Он возвратил меня в комнату, где я с великим трудом села на стул у окна и уставилась в небо. Напрасно я попыталась стать на ноги, только себя измучила и оттянула время выздоровления.

– Хотел бы я, чтобы он был наш, – вздохнул он, опираясь о дверной косяк.

– Твои мечты неосуществимы, – еще больше обозлилась я.

– Как и твои.

– Две трагедии не создадут покоя.

Мы отвечали быстро, как настоящие солдаты. Фразы жестоки, колки; им лучше бы остаться в головах, не на устах. Господи, дай родиться этому ребенку! Пусть станет он утешением бедной Руни и гордостью Натаниэля, иначе жизни их, и без того сломанные, резко уйдут под откос.

99

А потом, напоследок, состоялся еще один разговор, участницей которого я могла бы и не стать, не приведи к тому обстоятельства. Мария, после приказа капитана, несколько страшилась заводить какие-либо беседы, но потом робко призналась, что мать ее – моя тетка – жаждет мне кое-что рассказать, что не терпит это отлагательств, по крайней мере, не сейчас, когда я – поразительно ослабшая – могла в любой момент покинуть этот мир.

Они появились вечером, перед самым отходом ко сну; пришли, держась за руки, и устроились у постели, как самые дорогие родственники, что отдали годы сил ради взращивания непослушной девицы, свалившейся им на голову.

– Бона, не хочу я разговаривать, – честно призналась ей в лицо.

– Ты думаешь, я сошла с ума? – шипела тетка. – А я не сошла с ума. Я еще в своем уме. И я все помню.

Она прижимала к себе Марию – единственную, ради кого ей осталось жить – и нехотя завела свой рассказ, от которого я ждала не больше, чем пустомельства.

– Твоя мать училась в университете, когда к ней впервые подобрались эти структуры. Она хотела стать учительницей, служить на благо общества, стать кем-то, кем можно гордиться, о ком с благоговением бы сказали: «Это прекрасный человек!» Твой отец был заправским военным, сержантом в погонах. Видела бы ты их молодыми! Юные, прекрасные – как ангелы – и до чего славно смотрелись рядом!.. Но в те годы структуры Комитета еще не имели такой власти, какой они обладают сегодня. Отец твой, исполняя службу, кое-что наслышал об их бесчинствах, и они с твоей матерью вознамерились бежать.