И Катя ясно поняла, что лицемеров в этом кабинете как минимум двое. Лариса не хотела забирать Павла сама. Скорее всего, она вообще не хотела с ним разговаривать — значит, была зла на него. Она прекрасно понимала, что выкрал украшения именно он. И возможно, понимала, что и в первый раз их ограбили при его участии. Понимала, но изо всех сил пыталась сохранить лицо и семью.
— Катерина Андреевна, у меня к вам еще одно деликатное дело… — Фарафонова бросила короткий взгляд на адвоката. — Я хотела бы отозвать первое заявление. Хочу, чтобы вы прекратили дело.
Догадка только подтвердилась.
— Вы имеете в виду ограбление вашей городской квартиры? Почему? — изобразила Астафьева удивление. — Мы ведь уже нашли грабителя, дело за малым — доказать.
По лицу Фарафоновой снова пробежала тень, даже испуг. Она нервно переглянулась с адвокатом, вероятно думая, что Астафьева говорит о Павле. Тот вкрадчиво кивнул.
— Я имею в виду Решетейникова, — еле сдержала Катя улыбку.
Возможно, на этот раз Фарафонова поняла, что с ней играют:
— Все равно я хочу забрать заявление, — жестко повторила она. — Я имею право.
Право она действительно имела. Катя в принципе ждала такого шага, потому начала заполнять уже заготовленные бланки. Фарафонова же, решив, что ссориться с работниками Следственного комитета ей не стоит, вернула свой измученно-просительный тон:
— И вам так будет проще, Катерина Андреевна, я ведь понимаю, что украденное вернуть уже не получится, только зря нервы буду тратить свои и ваши. Так что я с мужем посоветовалась, и мы приняли решение отозвать заявление…
Катя понимающе покивала и протянула бумаги на подпись. Пока Фарафонова совещалась по поводу каждой запятой с адвокатом, Катя несколько раз порывалась заговорит о главном, о Максиме, но ей казалось, что еще рано.
— Лариса Георгиевна, — приняв бумаги, подняла Астафьева еще одну тему, — вы, наверное, уже знаете, что совместно с Санкт-Петербургским Следственным комитетом я занимаюсь расследованием убийства Дарьи Аленковой, а ваша семья в последний год больше всех общалась с убитой. Я не могу вас не опросить…
— Да-да, конечно… — поспешно согласилась Фарафонова. — Только я все про Дашу рассказала в прошлый раз, да и знала я о ней немногое.
— Дарья была скрытной?
— Я бы так не сказала, — помялась Лариса Георгиевна. — Даша любила поговорить, но о личной жизни никогда не рассказывала. Да я и не спрашивала — я ее работодатель, а не подружка.
— А рекомендательные письма с прошлого места работы? Вы обещали, что поищите их.
Фарафонова снова помялась, глянула на адвоката и, решив что-то про себя, выдала:
— Катерина Андреевна, нет никаких писем. Даша раньше никогда не работала гувернанткой — она была воспитателем в детском саду. Ее привела моя дочь.
Катя осторожно кивнула, чтобы Фарафонову не спугнуть. На прошлом допросе та насмерть стояла, что никто из ее семьи не был раньше знаком с Дарьей. А сейчас? Неужели так расслабилась, когда Астафьева согласилась закрыть дело?
— А Оксана не упоминала, где она могла познакомиться с Аленковой?
— Вам лучше у нее спросить, — покачала головой Лариса. — Я скажу Оксане, чтобы она заехала к вам в ближайшее время. Я могу идти?
— Еще одну минуту… Лариса Георгиевна, вы же понимаете, что дело Федина продолжения не получит. Вашего пасынка задержали с футляром в руках. Да, позже выяснилось, что это недоразумение, но Федин ведь тогда этого еще не знал — юридически он имел право его задержать. И потом, эта драка…
Лариса Георгиевна, которая уже поднималась с места, села обратно и, прищурившись, уточнила:
— Вы предлагаете мне отозвать заявление?
В голосе была насмешка и властность — вот теперь Фарафонова была сама собой.
— Нет, я прошу вас не вмешиваться, когда Павел Фарафонов будет забирать заявление, — не менее холодно отозвалась Катя.
Лариса все же поднялась, адвокат помог ей надеть плащ и открыл дверь. Только тогда, обернувшись, она изволила ответить:
— Мальчику предъявили какие-то нелепые обвинения, избили — я сама видела разбитый нос. Почти неделю держали в одном помещении с бомжами и наркоманами. Я не позволю, чтобы вашему Федину все сошло с рук! А вы… Советую научиться разделять личное и работу.
Фарафонова снова взглянула на адвоката, как будто спрашивая, правильно ли все сказала, и вышла в коридор. Катя, еще не теряя надежды, вылетела из-за стола и метнулась за ней, но от Ларисы ее быстро отгородил, словно телохранитель, адвокат:
— Екатерина Андреевна, и речи быть не может о том, чтобы Павел забрал заявление, — и уже мягче добавил: — Сами подумайте, как это будет выглядеть: а если кому-то придет в голову, что драку начал не Федин? Всего доброго.
И ушел вслед за хозяйкой. Бежать следом Катя посчитала бессмысленным. Она прислонилась спиной к стене и захотела расплакаться от ощущения собственного бессилия. А ведь еще предстояло разговаривать с Максимом, которого она обнадежила, что вмиг ликвидирует проблему.
Федин как всегда проявил чуткость.