Shanghai grand: forbidden love and international intrigue in a doomed world

Когда Усунг заилился, груженые плоты, плывшие вниз по Янцзы, стали бросать якорь возле рыбацкой деревни на Уангпу. За лодками следовали сборщики налогов и другие администраторы, а место слияния притоков Янцзы стало называться двумя китайскими иероглифами - Шан и Хай, что означает, соответственно, "над" и "море "*.

К середине XVI века Шанхай превратился в небольшой, но процветающий город, известный своими поэтами и музыкантами, богатыми купцами и эрудированными учеными. Благодаря своему расположению он находился на расстоянии легкой досягаемости от японских пиратов, терроризировавших побережье Вокоу, или "карликовые бандиты", - столь же уменьшительные в глазах северных китайцев, сколь и хищные, - в 1553 году пять раз грабили Шанхай, в конце концов спалив город из дерева и бумаги дотла. Он был отстроен в более солидном виде в миле к югу от рыбацкой деревни, за укреплениями высотой в двадцать четыре фута. Внутри этих городских стен, имеющих яйцевидные очертания, располагались сжатые улицы, образованные извилистыми дорожками между храмами, правительственными учреждениями, чайными домиками и зданиями гильдий.

К концу XVIII века императорская бюрократия в Пекине причислила Шанхай к "уездам третьего класса". Хотя он оставался лишь пятнышком на карте по сравнению с соседними Ханьчжоу и Сучжоу, он явно был гораздо больше, чем рыбацкая деревня. Мачты джонок на реке, шумные пристани и большие склады шелка и хлопка говорили о нем как о процветающем, хотя и не слишком важном поселении на восточной окраине почтенной империи.

Только расположение маленького обнесенного стеной города, который, словно столетнее яйцо, сидел на реке Вангпу, предвещало светлое будущее. Расположенный на полпути к тихоокеанскому побережью Китая, он был естественной точкой входа в богатый центр Поднебесной, обеспечивая надежную стоянку у устья судоходной реки, в водоразделе которой в первые десятилетия XIX века проживал каждый пятый житель планеты. Одним словом, он был удачно расположен в точке, где Китай встречался с миром, что делало его дверью в цивилизацию, в которую уже стремились попасть иностранцы из других стран.

В случае с Шанхаем они физически выбили бы этот порог. Однажды днем летом 1832 года 350-тонное судно "Лорд Амхерст", вышедшее из порта Макао, локтями пробиралось мимо многомачтовых военных джонок на реке Вангпу, прежде чем бросить якорь среди сампанов, плавающих возле маленькой рыбацкой деревушки в устье Усунга. Внутри его корпуса находились лучшие товары Британской империи: бязь из Манчестера, сукно из Котсуолдса, хлопок-сырец с мельниц Бомбея. Хотя корабль был заказан Британской Ост-Индской компанией, на нем не развевался красный флаг королевской компании. На борту находился преподобный Гутцлаф, протестантский миссионер из Померании, путешествовавший без воротничка и сутаны. Для целей путешествия Гутцлафф, свободно владевший несколькими китайскими диалектами, изменил свое имя с Чарльза на "Чиа-ли" и окрестил суперкарго корабля - Гамильтона Линдсея, которому компания поручила следить за грузом судна, - "Ху-хиа-ми". Замаскированные под купцов, направляющихся в Японию, они выполняли секретную миссию, целью которой было "выяснить, насколько северные порты империи могут быть постепенно открыты для британской торговли".

На гребной лодке, мимо пристаней и больших складов, Линдсей, Гутцлаф и двое самых крепких тархов корабля, Симпсон и Стивенс, проследовали через городские ворота в обнесенный стеной город. Когда они подошли к вздернутым фронтонам "Ямэня", где находился "Таотай" - высший представитель династии Цин в Шанхае, - китайские стражники попытались захлопнуть и запереть деревянные двери против незваных гостей.

"Мы успели как раз вовремя, чтобы предотвратить это", - вспоминал позже Линдсей,

и, отодвинув ворота, вошли во внешний двор Ямена. Но три двери, ведущие во внутренний двор, были закрыты и заперты, когда мы вошли... Господа Симпсон и Стивенс решили этот вопрос двумя энергичными ударами плеч в центральную дверь, которые сотрясли ее с петель и с большим грохотом опустили.

В большом зале правосудия они обнаружили, что Таотай в этот день отсутствует. Когда Линдсей, намереваясь представить петицию, которая позволила бы им открыто торговать и распространять Библии среди жителей Шанхая, осмелился занять место за столом, не получив предварительного разрешения, самый высокопоставленный чиновник бросил на него взгляд, встал и, не говоря ни слова, покинул зал. Остальные чиновники, предложив варварам чашки чая, попросили их вернуться позже.