Shanghai grand: forbidden love and international intrigue in a doomed world

Микки Хан, наслаждавшаяся своей новой жизнью в Шанхае в середине тридцатых годов, не знала, что семена революции, которая полностью изменит Китай, уже были посажены в городских шикуменах.

В июне 1920 года луноликий крестьянский сын из провинции Хунань по имени Мао Цзэдун вместе с тремя студентами из той же провинции снял дом неподалеку от трамвайных вагонов на Хардун-роуд, на окраине Международного поселения. Тогда ему было около двадцати лет, и Мао только что завершил неспешную экскурсионную поездку из столицы, где он работал помощником библиотекаря.

Помывшись в Шанхае - после того, как у него украли ботинки, и без единого медяка в кармане, - Мао спал в чердачной комнате в общем доме, расположенном на Аллее благожелательности и доброты.* Арендную плату он платил Сайласу Хардуну, который к тому времени стал самым богатым землевладельцем Шанхая; чтобы покрыть свою долю, Мао сдавал белье в прачечную и разносил газеты. Стирка была бы не так уж плоха, говорил он своему биографу Эдгару Сноу много лет спустя, если бы ему не приходилось тратить большую часть заработанных денег на проезд в трамвае, доставляя одежду клиентам.

Мао испытывал отвращение к коррупции в китайской политике. Работа в Пекинском университете, очаге революционной политики, обострила его жажду перемен. После Первой мировой войны Лига Наций уступила бывшие территории Германии в Китае Японии, а не вернула их Китаю. Возмущенные этим предательством западных держав, в 1919 году студенты возглавили массовые протесты на улицах Пекина. Для Мао и многих других молодых интеллектуалов это был сигнал о том, что Китай должен искать политического спасения внутри себя, а не на Западе.

В тот период своей жизни Мао не считал себя марксистом; первый китайский перевод "Коммунистического манифеста" появился только весной того года. Он поддерживал движение "Новая деревня", возглавляемое японскими анархистами, которые стремились создать бесклассовое общество на основе совместного использования ресурсов и принудительного труда. В Шанхае ему посчастливилось встретиться с харизматичным профессором по имени Чэнь Дусю. Коминтерн, всемирное отделение советской коммунистической партии, занимавшееся содействием международной революции, выделил Чена как одного из ведущих марксистов Китая. В августе 1920 года - вскоре после отъезда Мао из Шанхая в Хунань - профессор Чэнь и еще семь марксистских интеллектуалов под руководством большевистского эмиссара основали Китайскую коммунистическую партию.

Мао присутствовал на Первом съезде партии, состоявшемся в Шанхае в июле 1921 года. Пятнадцать делегатов, выдававших себя за университетских профессоров, отправившихся на летнюю экскурсию, собрались в двухэтажном шикуменском доме на улице Радостных Поступков, во Французской концессии. На встрече присутствовал голландский агент Коминтерна под кличкой "Маринг".

Незнакомец, неожиданно забредший на собрание - прелюдия к полицейской облаве, - Мао и другие делегаты бежали в Ханьчжоу, где завершили собрание на лодке с навесом на Западном озере, притворившись туристами, пишущими стихи.

В первые годы своего существования партия была левым придатком гоминьдана Сунь Ят-сена. Михаил Бородин, величественный делегат московского Политбюро, призывал коммунистов и националистов поддерживать единый фронт борьбы с военачальниками. После смерти Суня в 1925 году Советский Союз поощрял китайских коммунистов к постепенному проникновению в Гоминьдан. По словам Сталина, китайские коммунисты будут использовать националистов "как лимон", выжимать их досуха, а затем выбрасывать.

События, однако, развивались по собственной логике. Той весной убийство китайского рабочего-коммуниста японским бригадиром на шанхайской фабрике привело к массовым демонстрациям против присутствия иностранцев в Китае. Когда демонстранты ворвались в полицейский участок в Международном поселении, запаниковавшие полицейские, командир которых наслаждался долгим обедом в Шанхайском клубе на Бунде, открыли огонь по толпе. Одиннадцать китайских демонстрантов были убиты. Движение "Тридцатого мая", которое в итоге охватило еще двадцать восемь городов, впоследствии будет рассматриваться как первый гвоздь в конуру иностранного господства в Китае. Оно также стало благом для коммунистов: за несколько месяцев число членов партии увеличилось в десять раз.

В последующие десятилетия Мао неоднократно возвращался в Шанхай. Со своей второй женой, Ян Кай-хуэй, он вырастил двоих детей в доме-шикумене во Французской концессии. Позже он с нежностью отзывался об интеллектуальном брожении на задворках Договорного порта, называя городских интеллектуалов "людьми из шанхайского тинцзыцзяня" - это намек на крошечные комнаты-павильоны, сдававшиеся бедным ученым в шикуменских домах.