Шанхай Гранд. Запретная любовь и международные интриги в обреченном мире

На фоне геноцида и блицкрига голос умудренной опытом и рефлексивно-безразличной к чужому страху модницы звучал пусто. Неопубликованное эссе под названием «Шанхай, страна изобилия» — особенно жестокий портрет беженцев, прибывающих в Шанхай. Оно открывается анекдотом, рассказанным английским другом, который встретил двух немецких еврейских девушек по фамилии Сапиро на пароходе из Гонконга. Читая из устаревшего путеводителя, девушки неправдоподобно рассказывали о жизни, которую они рассчитывали вести в Шанхае.

Они говорили о том, чтобы поселиться в «Катее». По их словам, им его рекомендовали. В «Cathay»! Я сказал: «Дорогие мои, вы знаете, сколько в Cathay стоит день?», а они ответили: «О, все в порядке; мы соберем деньги»».

Микки и ее английский друг едут на лимузине в лагерь в оккупированном японцами Хонгкеве, где планируют раздать печенье беженцам. Она испытывает «спазм жалости», когда видит женщину в немодной шляпе. «Это была глупая потертая черная соломенная шляпа, сидевшая на жирных каштановых волосах женщины средних лет».

Затем ее подруга замечает сестер Сапиро. Вместо пуховых кроватей в Cathay они, конечно же, спят на самодельных двухъярусных кроватях из бамбука. Чтобы не опозориться, девушки с силой проталкиваются сквозь толпу и убегают в соседнее общежитие. «Я видел их лишь мельком: длинные носы, черные глаза и вьющиеся волосы», — пишет Микки.

Это мрачное произведение, что, вероятно, объясняет, почему оно так и не было опубликовано в New Yorker. Одна строка особенно жестока в своей снисходительности: «Только остатки, бедняки, бездуховные или тупые упрямцы заканчивают долгий и многолюдный путь в шанхайском лагере».

Она повторила не менее жестокое, хотя и более тонкое высказывание сэра Виктора о беженцах. Те, кто добрался до Шанхая, сказал он ей, были

по всей стране. У них не хватило ни мужества, ни мозгов, чтобы выбраться, когда следовало. Они держались как можно дольше. Естественно, они не так симпатичны, как остальные. Это не относится к старикам или совсем молодым родственникам, но если вы посмотрите на молодых людей в этой толпе, то поймете, что я имею в виду.

Сэр Виктор, каковы бы ни были его личные взгляды, оказал беженцам материальную поддержку и даже сел с ними обедать в столовой здания на набережной. И, как сообщал Микки, он взялся за работу по оказанию помощи с энергией и оптимизмом, даже подозревая, что время для его дальневосточной империи уходит.

Непростые отношения Микки с беженцами, несомненно, были связаны с ее растущим чувством экзистенциальной тревоги. У них было больше общего, чем ей хотелось бы признать. Ее мир, как и их, уменьшился. Она поняла, что уже два года не была дальше, чем в паре сотен миль от Шанхая.

Успокоившись, она начала искать свою следующую историю — ту, которая поможет ей покинуть Одинокий остров.

Микки двояко восприняла приезд Джона Гантера в Китай.

С одной стороны, она была рада увидеть своего старого чикагского друга. Впервые они встретились, когда он был репортером газеты Chicago Daily News. Здоровяк, светловолосый крепыш, славившийся своей удивительной памятью, Гюнтер энергично ухаживал за ее старшей сестрой. Когда Хелен отвергла его, Гюнтер бежал в Европу, где благодаря смекалке и упорному труду превратился в известного иностранного корреспондента, не достигнув и двадцати лет. Когда в 1936 году книга «Внутри Европы» была опубликована, она идеально заполнила нишу на рынке. Для американцев, жаждущих узнать о хаосе на континенте, он представлял собой однотомный, 600-страничный обзор основных проблем. Хотя Микки посмеивалась над мужской склонностью Гюнтера делать грандиозные заявления, основанные на самом беглом опыте, она должна была признать, что у него был настоящий талант делать крупные геополитические проблемы понятными широкой публике. Теперь, как она узнала, он собирается сделать то же самое для Востока, путешествуя вместе с женой из Палестины на Филиппины по адресу для исследования Inside Asia.*

«Гантеры», — писала Микки родным весной 1938 года, — «ужасно почти приехали; остановились на время, я думаю, в Ханькоу, где Джон сможет узнать все о Китае и о том, как закончить войну, с его обычной скоростью и точностью, за неделю».

Когда пара прибыла в Шанхай, Микки пригласил их на ужин с Синмаем. Гюнтера позабавило, что один из коллег Синмая был ответственен за публикацию бутлегерского китайского издания «Внутри Европы», которое стоило ему тысячи гонораров.

Гюнтер считал себя одним из самых больших поклонников Микки; в Чикаго он первым предложил ей зарабатывать на жизнь написанием статей для газет. В тот вечер за ужином он утверждал, что она идеально подходит для написания книги, которую с нетерпением ждали нью-йоркские издатели: биографии сестер Сунг, современной династии, чья история, казалось, символизировала борьбу Китая.