Шанхай Гранд. Запретная любовь и международные интриги в обреченном мире

К письму она приложила «жалкую попытку библиографии» — одну страницу названий книг и статей, нацарапанных карандашом дрожащей рукой.

Заключительный отрывок романа «Сестры Сунг» — это лирическое изображение пустынных улиц Чунгкинга, оживающих после воздушного налета. После того как самолеты сделали свое дело, люди вылезают из укрытий, и мертвый город преображается под гул человеческих голосов и активности, доносящихся через реку, — «мертвый город преображается; повсюду жизнь, цвет и шум, особенно шум». Это «непобедимый шум Китая». Перед нами возникает образ нации, сплоченной, как сестры Сунг, и способной преодолеть бесчинства японских империалистов. Стойкость Китая в период кризиса, по мнению Микки, может послужить вдохновением для Запада.

Микки не знала, что в то время как Китай демонстрирует признаки пробуждения от долгого кошмара своей истории, история вот-вот настигнет западных людей на Дальнем Востоке.

Часть 6

«Много лет назад от загадочного Китая оторвалось пятнышко и превратилось в Шанхай. Искаженное зеркало проблем, с которыми сталкивается современный мир, он превратился в убежище для людей, желающих жить между строк законов и обычаев, — современную Вавилонскую башню».

— Титульная карточка из фильма Йозефа фон Штернберга «Шанхайский жест», 1941 год.

20: Шанхай, 1 августа 1941 года

Сэр Виктор знал, что Люсьен Овадия прав: пришло время покинуть Шанхай. Его кузен всегда гордился тем, что был голосом разума. Когда он вспоминал об этом, осторожность Овадьи почти всегда была оправдана. Это может быть чертовски раздражающим.

Весь день он провел в пентхаусе отеля Cathay, терзаемый видениями из прошлого и одновременно пытаясь представить себе правдоподобное будущее династии Сассунов. В этот день под куполом здания Гонконгского и Шанхайского банка проходил прием Ассоциации Королевских ВВС, который и привел его в этот голубой кабинет. Чтобы поблагодарить его за годы службы, ребята подарили ему кружку с надписью. После всех этих презрений это было настоящим оправданием: прошло много лет, но Шанхай принял его. Теперь же казалось, что ему придется оставить все, что он построил. Стоя на трибуне и произнося речь, он чувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.

Он знал с точностью до минуты, когда блеск Шанхая начал угасать: это было днем 1937 года, когда бомба, взорванная на Нанкинской дороге, остановила часы Cathay на 4:27. С тех пор каждый час, казалось, приносил новый знак того, что звезда города заходит. Всего через год после того, как он открыл «У Чиро», заведение попало в руки китайских гангстеров, которые превратили его в кабаре для танцовщиц-таксисток. Вскоре после этого в вестибюле «Cathay» произошла перестрелка: про-японский чиновник, которого китайцы считали предателем, был ранен в плечо и рухнул на пол среди штабелей сундуков. Свидетелями этого происшествия стали Ишервуд и Оден — именно та реклама, которая была не нужна отелю.

Как ни странно, его риэлтерские фирмы получали небывалые прибыли. Благодаря наплыву беженцев из Германии и Австрии город теперь был населен как никогда. В течение первых двух лет он с радостью ожидали, что Хункеу превратится в маленькую Вену, наполненную кафе и сапожными лавками. Но Хункев был также японской территорией, и новые военные правители Шанхая, очевидно, предвидели полезную роль для еврейской расы, которую они считали соотечественниками Востока и членами «Азиатской сферы совместного процветания».

С весны 1939 года сэр Виктор встречался с капитаном флота по имени Корешиге Инудзука, которому было поручено заниматься еврейскими делами в Шанхае. Японцы благосклонно относились к еврейской иммиграции, что, учитывая репутацию фашистов в Европе, было несколько удивительно. Инудзука, похоже, мечтал о создании анклавов на азиатском материке, где хваленая экономическая доблесть евреев способствовала бы экономическому развитию. (По словам старых жителей Шанхайланда, их высокое мнение о финансовых способностях расы сложилось еще во время русско-японской войны, когда еврейский финансист Якоб Шифф помог им найти поддержку для закупки оружия в банках Нью-Йорка). Когда к нему обратился комитет с предложением создать англо-японский имущественный комбинат для защиты иностранной недвижимости, сэр Виктор и Эллис Хаим несколько месяцев вытягивали их обещаниями сотрудничества. Когда его наконец поставили перед фактом, сэр Виктор предложил им несколько кишащих клопами домов. Капитан Инузука воспринял это как тяжкое оскорбление.

На званом ужине в отеле Cathay один из его младших сотрудников наклонился к нему и спросил: «Почему именно вы настроены так антияпонски?»