Шанхай Гранд. Запретная любовь и международные интриги в обреченном мире

Вскоре японцы ввели в Гонконге массовое интернирование, как и в Шанхае. Были вывешены таблички с приказом американцам, канадцам, голландцам, британцам и другим вражеским гражданам явиться на парадный плац Мюррея в центре Виктории. Ошеломленные явкой, оккупанты сказали евразийцам с американским или европейским гражданством отправляться домой; благодаря своей азиатской крови они не будут интернированы. Остальные, взяв с собой одеяла, одежду и все имущество, которое они могли упаковать в чемоданы, были погружены на небольшие лодки и переправлены в рыбацкую деревню на южном побережье острова. Стэнли стал крупнейшим из лагерей Гонконга, в котором на протяжении всей войны содержалось в общей сложности 13 390 гражданских лиц и солдат союзников.

Микки поклялась, что не будет интернирована. Лагеря для еврейских беженцев, которые она посетила в Шанхае, убедили ее в том, что это не место для воспитания младенца. Но Чарльз отказался использовать свое влияние как главы военной разведки, чтобы не пустить Микки с дочерью в лагерь.

Он считал, что в лагере им будет лучше с другими некомбатантами союзников в Стэнли. Заметив, что пациенты госпиталя не были включены в облаву, она сама попала в «Куин Мэри», жалуясь на осложнения после кесарева сечения. Затем японцы начали эвакуировать госпиталь, иногда срывая повязки, чтобы убедиться, что они скрывают настоящие раны. Чарльза отправили в лагерь для военнопленных на Аргайл-стрит в Коулуне.

Ломая голову над тем, как стереть алую букву своей американской национальности, Микки сказала подруге: «У меня был муж-китаец…»

Пятью годами ранее она подтвердила в суде, что является женой Зау Синмая; наличие нотариально заверенных бумаг позволило ей спасти его печатный станок. Согласно японским и китайским обычаям, женщина была всего лишь мужским имуществом, а это означало, что национальность жены автоматически совпадала с национальностью ее мужа. Статус Микки как жены Синмая, разумеется, делал ее китаянкой, а в оккупированном Китае, где лозунг был «Азия для азиатов», быть китаянкой было гораздо лучше, чем американкой. Когда она лежала на больничной койке, японский медик выслушал ее историю, кивнул головой и поставил печать на пропуске, который давал ей еще два дня свободы.

В министерстве иностранных дел японский консул подтвердил, что она не будет интернирована. Этот человек оказался знакомым; перед Перл-Харбором они с Чарльзом провели с ним ночь, попивая виски в токийском отеле. Он сказал ей, что, поскольку по закону она была китаянкой, ее не могли интернировать — он должен был знать, ведь именно он разработал этот закон. Ей выдали еще один пропуск, на котором было еще больше специальных печатей. Однако его действительность будет гарантирована только в том случае, если она сможет предоставить доказательство своего замужества.

Вскоре она столкнулась с одним из племянников Синмая на людной улице Гонконга.

«Привет, Фредди, — обратился Микки к молодому студенту. «Ты не мог бы прийти в Министерство иностранных дел и поддержать меня, когда я скажу, что я твоя тетя? Я получаю китайский пропуск как жена Синмая».

Фредди согласился, и ей выдали китайский паспорт. И снова ее отношения с Синмаем оказались бесценными — на этот раз они спасли ее от лишений интернирования в военное время.

Как и много раз до этого, Микки воплотила свои переживания в письменном виде — в серии виньеток, которые были собраны в книге с ироничным названием «Гонконгские каникулы». В отличие от легкомысленных приключений Пан Хе-вена, в них речь шла о выживании в Гонконге, перевернутом вверх дном японской оккупацией.

Как она узнала, отель «Глостер» — главный конкурент отеля «Гонконг» — был переименован в «Мацубара». Некоторое время в ресторане Gripps отеля можно было увидеть одетых в хлопчатобумажные пижамы кули, обогатившихся после разграбления домов на Пике, которые с трудом орудовали ножами и вилками. Куинс-роуд, самая почтенная набережная колонии, была переименована в Мэйдзи-дори, в честь 122-го императора Японии.

Новость о «браке» Микки с Синмаем распространилась среди японцев, которые восприняли это как знак того, что она открыто смотрит на отношения с азиатами. Когда в ее доме стали появляться романтически настроенные клиенты, она давала им уроки английского в обмен на еду, но отбивалась от их более настойчивых требований. Однажды ночью, спасаясь от пьяных лап влюбленного полковника, который приказал ей сесть в его машину, она бросилась в ресторан Kam Loong, управляющий которого оказался братом А Кинга, ее повара. Официанты спрятали ее в кладовке и вывели через черный ход, когда все закончилось.