Шанхай Гранд. Запретная любовь и международные интриги в обреченном мире

На зернистой фотографии, сделанной летом 1925 года, Синмэй запечатлен в строгом костюме, белых брюках и широкополой шляпе с четырьмя другими китайцами — членами «Общества небесных гончих». Одним из них был Сюй Бэйхун, художник, чье сочетание западной перспективы и четко очерченных форм, примененных к традиционным темам, сделало его одним из мастеров современного китайского искусства. Они стали «заклятыми братьями», дав официальную клятву всегда относиться друг к другу как к близким родственникам. В Париже он также встретился лицом к лицу со своим двойником — студентом-литератором, за которого его часто принимали в Кембридже. Сюй Чжимо стал его большим другом, а также одним из самых влиятельных китайских поэтов-модернистов.

«Я потратил все свои деньги в Париже», — сказал однажды Синмай Микки, глядя на него отрешенным взглядом. «Я так нравился женщинам».

После возвращения из Парижа в Кембридж пришла каблограмма из Шанхая. Два арендованных дома семьи сгорели, и его отец, еще больше погрязший в опиумной зависимости, больше не управлял делами семьи. Не дождавшись диплома, Синмай отплыл на родину. Там он узнал, что смерть бездетного дяди сделала его мультимиллионером в возрасте девятнадцати лет.

Пэйюй ждала его. Их свадьба состоялась в отеле Majestic, в том же самом бальном зале, где одиннадцать месяцев спустя генералиссимус Чан Кайши скрепит свой союз с Сун Мэй-лин. Это был 1927 год, поворотный год, когда националистическое правительство, одержав победу над военачальниками и проведя кровавую чистку коммунистов в Шанхае, установило свою власть в Нанкине.

«Я только что вышла замуж, — пишет Синмай в своих коротких мемуарах, — когда пришла телеграмма от моего бывшего школьного товарища с предложением стать его секретарем, поскольку сам он накануне был назначен мэром Новой столицы. Поскольку быть строителем новой страны — амбиции каждого молодого человека, я сразу же принял эту возможность».

Синмаю было поручено объехать Нанкин на лошади, давая указания рабочим срывать дома бедняков, чтобы построить широкие бульвары. «Мы думали, что это великолепно — снести весь старый Китай». Шесть месяцев спустя другая телеграмма, извещавшая о смерти бабушки, вызвала его обратно в Шанхай. Хотя он продолжал поддерживать связь со своими друзьями-националистами, его короткая карьера в государственном строительстве в Нанкине ознаменовала конец его жизни в политике.

Его путешествие из Кембриджа домой проходило через Сингапур, где он взял экземпляр литературного журнала «Сфинкс», издававшегося в Шанхае. Воодушевленный тем, что нашел других китайских поэтов, пишущих в современном стиле, который он открыл для себя в Европе, он решил начать жизнь поэта-джентльмена. На унаследованные деньги он открыл Maison d'Or, небольшой книжный магазин и издательство в центре Шанхая, и начал публиковать ежемесячный обзор с желтой обложкой (аллюзия на Yellow Book, английский ежеквартальник конца века, публиковавший работы Уильяма Батлера Йитса, Арнольда Беннета и художника Обри Бердслея). Самостоятельная публикация Синмая «Цветочное зло», название которой отсылает к произведению Шарля Бодлера «Злые цветы» (Les Fleurs du mal), ознаменовала его литературный дебют в 1926 году.

Характерно стихотворение «К Сафо», в котором рифмованная структура классических китайских четырехстрочных стихов сочетается с сексуальными образами:

Из цветника, среди ароматов, ты просыпаешься, Девственное обнаженное тело, яркая луна — Я снова вижу твою огненно-красную плоть и кожу,

Как роза, раскрывается ради моего сердца.

Другое стихотворение, «Пион», связывает стандартный китайский троп цветка с пунцовыми образами, наводящими на мысли о борделях и опиумных притонах:

Пион тоже умирает

Но ее девственная краснота, дрожащая, как у блудницы.

Этого достаточно, чтобы мы с тобой сходили с ума днем и видели дикие сны ночью.

Читатели в Шанхае никогда не сталкивались с таким сладострастным богохульством — по крайней мере, на китайском языке. Воздействие стихов Синмая зависело от его умения играть с ассонансами и сибилянтом в оригинальном шанхайском языке. Как и в случае с сильно фонетическим стихом французского поэта Артюра Рембо, при переводе на английский язык многое из его сути было утрачено.

«У Китая появился новый поэт, свой собственный Верлен», — рапсодировал его друг Сюй Чжимо, который, вернувшись из Кембриджа, сам становился известен своими страстными стихами. Синмай также начал писать короткие рассказы; в его элегантном прозаическом стиле критики обнаружили отголоски другого его литературного кумира, Джорджа Мура.