Шанс для злодейки

Украшенные перламутром столбики держали всю конструкцию, пол устилали гладкие шёлковые ковры. Пока мы шли сюда, я сосчитала все камни и неровности из-за тонкой подошвы ботинок, а теперь вздохнула с облегчением. Темнобровые женщины в чёрных одеждах настороженно поглядывали на нас. Они выстроились полукругом, держа в руках концы плотного полога из едва гнущейся от золотой вышивки тафты. Под этим наверняка тяжеленным покрывалом стояла девушка. Видно было только загнутые носки туфель, которые немедленно начали обсуждать. Шушукались так тихо, опасаясь разозлить грозного вида охрану, что звук больше напоминал возню мышей. Он был едва различим за звуками похожих на круглые лютни инструментов. Тоненькие девушки с прикрытыми прозрачными вуалями лицами водили смычками по двум струнам, извлекая заунывную мелодию.

Я катала в кармане кровокамень и потихоньку отогревалась. В шатре меня оттеснили вбок, но отсюда прекрасно было видно лицо Эдельгара — он так старательно прятал волнение, что оно стало ещё заметнее. Переминается он с ноги на ногу, словно застоявшаяся лошадь. Мессир, напротив, выглядел спокойным. На мосту он продемонстрировал прекрасное знание шах-резамского (насколько я могу об этом судить по результатам: трое бородачей казались довольными его приветствием).

Здесь приятно, хотя и несколько навязчиво, пахло. Густой аромат сандала и сладких цветов исходил от курильниц на длинных тонких ножках. Рядом с одной из них стоял мой отец и с не самым довольным видом покашливал в платок. Дым он не выносил ни в каком виде. Думала, что для такого торжественного случая он расфрантится пуще самого короля, но камзол на нём словно подбирали для верховой езды — короткий и лёгкий, не стесняющий движений.

Он почувствовал мой взгляд. Свёл брови к переносице и отвернулся.

Удивительно, но я даже не разозлилась, как обычно бывало. Взять бы ножницы, да вырезать его из своей жизни. Жаль, что члены совета не выходят на пенсию, так и будет глаза мозолить.

Один из охранников заметно напрягся и шагнул вперёд, когда я не задумываясь начала вливать силу в камешек. О, а вот и маг. Я кивнула ему и украдкой показала шарик, всем видом демонстрируя, что ничем криминальным не занимаюсь. Кажется, получилось — заготовка грела руку, но не взрывалась.

Приступ гордости пришлось отложить на потом. Один из бородачей, чья борода была такой длинной, что её пришлось заткнуть за пояс, сложил ладони в молитвенном жесте, поклонился и сказал на хорошем регеланском:.

— Эмир аш-Базед шлёт свой привет и наилучшие пожелания. Он выражает надежду, что два сердца найдут дорогу друг к другу и положат начало дружбе между нашими народами. Он готов отдать самое дорогое, что может быть у отца — любимую дочь, прекрасную, как луна, бриллиант своей души.

Отец отцу рознь, подумала я.

Девушки заиграли громче, вступили тамбурины. Все затаили дыхание, наблюдая, как отводят в сторону полог, являя миру принцессу.

— …надеюсь, она хотя бы умна, — растерянно шепнул герцог Най на ухо супруге, лица которой не было видно из-за шляпы.

Что же, живописцы и правда польстили принцессе. Приземистая, даже коренастая, она не демонстрировала того изящества, которым одарила её льстивая кисть. Длинный, бесформенный нос, тонкие губы, выступающий вперёд подбородок на вытянутом лице. Многослойный наряд из пурпурных тканей придавали её коже зеленоватый оттенок и делал силуэт ещё тяжелее, золотые браслеты сильно впивались в запястья. Ни кровинки в лице. Смертельная бледность и скованная поза выдавали, насколько же сильно она переживает.

Лишь две детали художники передали правдиво: тяжёлые смоляные кудри, что укрывали плечи плащом и прекрасные карие глаза, огромные и влажные. Их взгляд, нежный и кроткий, заставлял позабыть о несовершенствах принцессы.

Не всех, возможно — я видела, как кривились в усмешках губы, как задирали брови придворные, ожидавшие нечто другое. Но Эдельгар не выказал и доли разочарования.

Он учтиво, на восточный манер, приложился лбом к руке Самиры.

— Рад нашей встрече, — сказал он, а потом добавил что-то на воркующем шах-резамском наречии.

Лицо принцессы осветилось улыбкой:

— Вам тоже нравится аш-Хамдани? — произнесла она. Чистый, серебристый голос, немного дрожал от волнения. Небольшой акцент делал её слова мягче обычного, придавая им очарования.

Мне вдруг стало неловко. Как будто я наблюдала за чем-то интимным, таинством для двоих, при котором любой свидетель будет лишним. Они смотрели лишь друг на друга, Эдельгар всё не выпускал её ладонь, явно держа её дольше, чем положено по церемониалу, а к лицу Самиры обратно приливала кровь, расцвечивая щёки нежным румянцем.

Наверное, так и зарождается любовь. Первая искра, из которой разгорится пламя, согревающее в самую холодную ночь.

Бородач дважды хлопнул в ладоши:

— Прошу вас, столы уже накрыты в ожидании дорогих гостей!

Вслед за самозабвенно беседующей парой мы двинулись в соседний шатёр, запахи из которого почти заставили меня забыть о тревогах. Позади вдруг оказался мессир Вальде.

— Довольны? — спросила я.