Шарль Моррас и «Action française» против Германии: от кайзера до Гитлера

«Само по себе “дело Дрейфуса” незначительно, – заявил Баррес. – Опасно то, что его придумали и используют в интересах антивоенных и интернационалистских доктрин. Вот на это мы решили ответить» (SDN, I, 69–70). Он отхлестал автора дрейфусарского манифеста «Я обвиняю!..» Эмиля Золя, в котором «проницательные люди всегда чувствовали что-то чужое, то есть антифранцузское» (SDN, I, 43). Популярный среди иностранцев полковник Пикар, по словам Барреса, «защищая Дрейфуса, работает на военных атташе – английского, немецкого, австрийского, итальянского. Отрицая измену, он благоприятствует шпионажу» (SDN, I, 203).

Подобно Моррасу, Баррес не разделял юдофобских крайностей Дрюмона и Доде, но утверждал: «Евреи не имеют отечества в том смысле, который мы в это вкладываем. Для нас родина – наша земля и предки, земля наших мертвых (любимое выражение Барреса. – В. М.). Для них это место, где они находят наибольшую выгоду. Их “интеллектуалы” дошли до знаменитого определения: “Родина – это идея”. Но какая идея? Та, которая им всего полезнее: что все люди братья, что национальность – предрассудок, подлежащий уничтожению, что воинская честь воняет кровью, что надо разоружиться и не оставить иной силы, кроме денег» (SDN, I, 67–68).

Будучи среди первых и самых активных членов Лиги французской родины, Баррес хотел привлечь в ее ряды как можно больше националистов, а потому выдвинул лозунг «примирения в деле Дрейфуса», призывая положиться на решение суда и не усугублять раскол в «разобщенной и сбитой с пути» стране (SDN, I, 75). Лига задумывалась для объединения и просвещения сограждан в национальном духе и поначалу не ставила конкретные политические цели, дабы не оттолкнуть потенциальных сторонников из либеральных кругов, но разногласия в ее руководстве начались уже в феврале 1899 г. Выступление Барреса – от имени Лиги – по проблеме Эльзаса и Лотарингии не понравилось многим ее членам как провокационное. «Несмотря на случившееся в 1870–1871 годах, мы обязаны продолжать считать эти провинции частью французского организма», – заявил оратор, добавив, что их жители, «политически отделенные от Франции, но связанные с ней моральными узами», не стали и не станут немцами (SDN, II, 3–29).

Особого внимания заслуживают отношения Барреса с «Action française». Обычно в истории движения он упоминался лишь походя, пока Л. Жоли в книге «Рождение “Action française”. Морис Баррес, Шарль Моррас и крайне правые националисты на рубеже XX века» (2015) не заявил, что оно возникло «под интеллектуальной эгидой Барреса». Однако эти слова издательской аннотации на задней обложке книги, обещающей «пробить брешь в героическом повествовании о дебютах» движения, т. е. бросить вызов его агиографам, не подтверждаются содержанием обстоятельного, документированного и объективного, насколько это возможно в условиях «политкорректности», исследования.

Тяготея к политическому активизму и к радикальному крылу Лиги французской родины, Баррес вошел в правление организации, но это означало лишь поддержку ее идей, а не участие в повседневной работе и тем более не руководство. 19 ноября 1899 г., через несколько дней после публикации «символа веры» «Action française», оформленного как почтительный ответ Барресу, Моррас писал ему: «Я хочу завоевать для монархизма не только “Action [française]”, но Вас и всю Францию» (ВМС, 252). В первом он преуспел, во втором – нет.

В течение 1899–1900 гг. Моррас и Вожуа, с одной стороны, и Баррес, с другой, обменивались публичными любезностями. Довольный «символом веры», Баррес 18 ноября 1899 г. обещал Моррасу «систематически оповещать» своих читателей о новом издании (ВМС, 250). 16 февраля 1900 г. он председательствовал на лекции Вожуа, хотя лично к нему относился без энтузиазма. Журнал движения хвалебно писал о Барресе чуть ли не в каждом номере и устроил рекламную кампанию его новому роману «Призыв к солдату», замолчанному большой прессой. 21 марта встреченный аплодисментами Баррес рассказал о буланжистской эпопее и своем романе слушателям «вечерней школы» «Action française». Устроенный 11 июля Моррасом, который лично выбрал зал, составил меню и список гостей, обед в честь Барреса и его книги под председательством маститого Бурже превратился в патриотическую манифестацию, отчет о которой появился в журнале «Action française» (SDN, I, 119–126; NAF, 125–140). Что стояло за этим?

Поставим вопрос по-другому: каковы были интересы сторон? Что им нужно было друг от друга? Главному организатору «Action française» Вожуа требовался нотабль, способный не только председательствовать на собраниях (это делали академик Коппе и Дрюмон), но и привлекать молодежь. В идеях и идеологах движение не нуждалось – у него был Моррас, видевший в Барресе потенциального союзника: «Важно, чтобы интеллектуально вы были с нами. Я, как вы и, если угодно, больше, чем вы, чувствителен к различиям, но сейчас важно только объединение» (ВМС, 251).