Это следует сделать в конце ноября – начале декабря. Нужно именно это время, чтобы в Мадриде собрались влиятельные люди и французское посольство, в настоящий момент весьма симпатизирующее моим маневрам, которым оно не может и не хочет мешать, благо это освобождает их от ответственности. Поездку, похоже, придется оплатить нам самим, но, думаю, А. F. с этим справится, а я постараюсь обеспечить нам автомобиль. <…> Сделать что-либо с латинской точки зрения сейчас возможно только в Мадриде, и эта миссия ниспослана провидением именно вам», – подчеркнул он (LCM-II, 216–219).
19 ноября Реаль дель Сарте прислал Моррасу новый отчет с приложением нескольких документов. Начальник секретариата Серрано Суньера 10 ноября ответил одному из влиятельных знакомых скульптора, что «в принципе нет причин, которые могли бы помешать запланированной поездке», что его шеф «особенно рад теме, которую г-н Моррас избрал для своей большой речи. Если г-н Моррас будет столь любезен, что пришлет ее текст, – добавил чиновник, – правительство будет радо заранее ознакомиться с ней, чтобы прийти к согласию с ним относительно всех деталей». Он также сообщил, что программу придется согласовать с внешнеполитическим ведомством (LCM-II, 219–220).
К хлопотам Реаль дель Сарте подключил приехавшего в Испанию «правого» депутата Ксавье Валла (вояж организовало французское правительство) и знакомого священника-француза, шурина влиятельного генерала Альбера Лелона, военного атташе в Лондоне. 5 ноября Генеральный комиссариат информации ответил на запрос Лелона, что «видит лишь пользу в том, чтобы талант и добрая воля г-на Реаль дель Сарте были задействованы в нашей пропагандистской работе в Испании» и что «принятие всех решений в этом отношении находится в ведении маршала Петэна». «Видите, я много сделал и горжусь результатами, – подытожил Реаль дель Сарте свой отчет Моррасу. – <…> Академия получит от испанского правительства пожелание, чтобы она официально приняла вас, чтобы вы произнесли речь на одобренную тему (которую я им сообщил), причем так чтобы она полностью совпадала с текстом (для придания ему законной силы), который вы будете любезны сообщить Академии.
Когда это будет сделано, вы получите официальное приглашение» (LCM-II, 222)
Казалось, все препятствия устранены, но подготовка все еще буксовала. «Я тороплю испанцев, – сообщил Реаль дель Сарте 8 декабря Моррасу, – поскольку события идут стремительно, а я ужасно опасаюсь тех ударов по власти Франко, которые могут быть нанесены совместными усилиями Москвы и Гитлера. Немцам было бы так удобно видеть Испанию снова расколотой. Только Франция сейчас может и должна помочь Франко, которого немцы начали пытаться принизить и уничтожить». Дополнительным плюсом стало письмо Петэна к Реаль дель Сарте от 29 ноября, копию которого он приложил к отчету. Маршал-посол заявил, что «будет счастлив видеть» Морраса в Мадриде (LCM-II, 224–225).
Начальник секретариата Серрано Суньера смог ответить на очередной запрос о визите Морраса лишь через месяц, так как ждал ответа из МИД: внешнеполитическое ведомство дало добро, – и повторил просьбу заранее прислать текст речи, чтобы академики могли подготовить ответную. Моррасу, подчеркнул он, «будет оказан исключительно пышный прием», хотя «не в традициях Академии так принимать членов-корреспондентов или отвечать на их речи». В канун нового года Реаль дель Сарте сообщил новости мэтру и попросил в новом письме уточнить тему речи, пояснив: «Серрано Суньер, который жаждет извлечь пользу из вашего приезда, должен делать вид, что он в курсе всего, и нуждается в политических основаниях для того, чтобы укрепить желание генерала Франко присутствовать на заседании, не навлекая при этом на себя никакой ответственности» (LCM-II, 225–226). Иными словами, чтобы речь никого не задела, прежде всего – Германию.
Несмотря на все усилия, миссия Морраса не состоялась. Почему? Публикаторы приведенных писем (последнее от 30 декабря 1939 г.) ответа на дают, как и другие доступные источники. Разгадку следует искать в испанских и французских архивах, если соответствующие документы сохранились. За подчеркнуто общим характером речей о «латинском единстве» стояло стремление предотвратить испано-германский союз против Франции, что соответствовало амбивалентному отношению к Германии со стороны Серрано Суньера, но он не был хозяином положения. Возможно, в Мадриде опасались негативной реакции со стороны Германии, где репутация Морраса, вне зависимости от заявленного характера миссии, была однозначно отрицательной. Возможно, свою роль сыграло нежелание министра внутренних дел Альбера Сарро допускать монархистов до участия в официальной деятельности.
Бессмысленно гадать, какие результаты могла бы принести миссия Морраса в Испанию в конце 1939 г., если бы она состоялась. Однако ее замысел и подготовка представляют интерес как пример «военных усилий» «Action française» в непрекращавшейся борьбе против Германии.