Шарль Моррас и «Action française» против Третьего Рейха

Наконец, Моррас не мог не отметить прямое влияние своих идей и идей Бенвиля в следующих словах Боннара:

«Удивительно, как быстро после минувшей войны она (Франция – В. М.) промотала огромный кредит, который ей обеспечила победа. <…> Как только перемирие было объявлено, Франция рухнула из благородства своих достоинств в ничтожество своих идей. Угроза, с которой она столкнулась, была настолько велика и очевидна, что необходимость противостоять ей на время прекратила все духовные искания. Во время войны Франция была сведена к своим главным, сущностным качествам, дабы почерпнуть в них силы для выживания. Победив, эта же Франция сразу почила на лаврах. <…> Сложив с себя ношу воинских добродетелей, она не нашла здравых и мощных идей, нужных народу в мирное время» (АВМ, 242–243).

Я вспомнил эту содержательную и напрасно забытую книгу не только потому, что многие высказанные в ней мысли нашли бы отклик у Морраса. «Монархист смолоду, примкнувший к принципам, но никогда к движению»[282], Боннар скептически оценивал политический потенциал «Action française» и в статье 1920 г. назвал идеи Морраса «курьезом вроде парусника в бутылке», хотя в самом раннем из известных писем к нему (28 июля 1924) уверял, что «с юности равно восхищался вашими произведениями и вашей героической деятельностью». В январе 1937 г. Боннар дал в юбилейный номер «La revue universelle» эссе «Учитель и герой», где сравнил Морраса с Тезеем и Гераклом, а его «спутниками» назвал Вергилия и Мистраля, Данте и Шенье[283]. В речи на митинге Национального фронта 8 июля 1937 г. он уподобил освобожденного из тюрьмы «учителя и бойца в одном лице» Гефесту и Ахиллу: «Моррас не просто превосходит, но служит примером. <…> Никто не критиковал нашу страну столь проницательно и строго, и никто не сохранил столько веры в нее [как он]»[284]. В качестве нотабля Боннар часто председательствовал на лекциях и собраниях, в том числе устраиваемых монархистами. На выборах в Академию Моррас нуждался в нем, и тот, как мог, помогал кандидату, а не просто отдал свой голос.

Однако единства между ними не было. «Моррас и его партия придали монархизму интеллектуальную злободневность, но не политическую и не практическую, – записывал Боннар. – Они опирались на дух, а не на реальность. Они смогли разбудить мысль, но не смогли оживить чувства. “Action française” – нервная система без тела». Различалось и их отношение к Германии. Отправившись туда в качестве журналиста, Боннар в мае 1937 г. привез положительные, но не восторженные, как у Альфонса де Шатобриана, впечатления. Гитлер говорил ему о достижениях в социальной сфере, Розенберг – о единстве великой европейской культуры и о важности интеллектуального взаимопонимания для смягчения напряженности[285]. Боннар выступал за франко-германский диалог ради мира в Европе, что расходилось с позицией «Action française». Напомню, что еще в донацистский период Доде отвергал «любые попытки сближения, интеллектуального и прочего» со стороны Германии как «безмерный обман, скрывающий военную угрозу»[286].

В записях, опубликованных посмертно, Боннар в 1937 г. назвал Гитлера «единственным в настоящий момент представителем силы в мире», сравнил с Наполеоном, но не принял его сторону. «Противопоставим Гитлеру нечто, что превзойдет его. <…> Поймите, наконец: его сила не только в том, что правильно у него, но еще больше в том, что неправильно у вас. <…> Гитлеру надо отвечать. Но речи англо-французской демагогии – это не ответ, они – не источник жизни»[287]. Поражение Франции навсегда развело Боннара и Морраса. Став коллаборантом, первый в мае 1941 г. опубликовал в Париже памфлет «Реакционеры» против «Action française». Второй в Лионе сурово ответил «Господину Икс из Французской Академии» – но к этому мы вернемся в другой книге.

В Академию Морраса избрали в первом туре 9 июня 1938 г. 20 голосами против 12. Голосование было тайным, но, зная пристрастия «бессмертных», пресса составляла списки «за» и «против». «Смесь политических, религиозных и литературных причин» (WAF, 454) побудила проголосовать «против» таких людей, как Франсуа Мориак, пугавший коллег возможным конфликтом с Ватиканом (Бордо отмел этот аргумент), Жорж Дюамель и Поль Валери. Четверо католиков, включая Гойо и кардинала Бодрийяра, воздержались. Гойо сказал, что проголосует «за» во втором туре, если таковой понадобится. Кардинал, отдавший голос Моррасу при первом выдвижении в Академию в 1923 г., заявил собратьям, что они «полностью вольны голосовать за него, поскольку наша компания не должна принимать это (осуждение Морраса Ватиканом – В. М.) во внимание» (MNT, 291–292). 16 июня L’AF посвятила избранию мэтра целых десять статей – триумф так триумф!