Еще в 1935 г. настоятельница монастыря св. Терезы матушка Агнесса – старшая сестра «маленькой Терезы» – написала папе о кончине одной из своих монахинь, семья которой знала Морраса и сердце которой было сокрушено его осуждением. Папа ответил милостиво, но в общих словах. 6 января 1937 г. Моррас по совету настоятельницы написал из тюрьмы Пию XI, выразив радость по поводу его выздоровления. Через месяц понтифик ответил собственноручным письмом с благословением, однако адресовал его «господину Моррасу», а не «сыну моему»[276]
. Растроганный адресат поблагодарил папу и сообщил о намерении совершить по выходу из тюрьмы паломничество на могилу св. Терезы – но не более[277]. «Всё, что я мог дать, я дал.Ответа он не получил, как и на письмо от 10 мая 1937 г. Оно интересно ввиду политического содержания. Поддержав осуждение коммунизма Святым Престолом, Моррас заклинал понтифика снять запрет с движения, с «преданных и верных сынов Вашего Святейшества, которые в нашей стране составляют самый сплоченный и целеустремленный, самый решительный и храбрый отряд сил Порядка». Он продолжал настаивать, что папу обманули «коварные и фанатичные наушники, враги “Action française” – враги Порядка, Родины, Церкви и Папства», которые «сеют в нашей Франции семена той людоедской революции, которая разыгралась в Испании». «Не прося ничего для себя», Моррас повторил прежние объяснения, что, каковы бы ни были его личные воззрения, они никогда не служили доктриной «Action française» и не проповедовались движением (MNT, 283–286)[278]
. Иными словами, пытался убедить адресата не только в своей правоте, но и в его неправоте.На покаяние это не походило, но аргументы звучали серьезно. За дело взялись римский корреспондент
Движимые личной симпатией, Бордо и Гойо начали кампанию за избрание заключенного Морраса в Академию, рассчитывая ускорить его освобождение[279]
. Этому воспротивился постоянный секретарь Рене Думик: «Он опасался, что такое избрание будет истолковано как политический жест “компании”, которая таковых себе не позволяла, как протест, который навлечет на нее немедленные кары. После прихода Народного фронта к власти Академия чувствовала себя под угрозой: пошли разговоры о ее ликвидации, о лишении ее имущества и привилегий. Стоило ли рисковать, учитывая ее роль в литературной и духовной жизни?» (MNT, 290).Понимая трудность ситуации, Моррас поблагодарил друзей, ответил, что будет баллотироваться после освобождения, и начал подготовку. «Ватиканский фактор» влиял на голосование, поэтому для книги «Кружево бастионов» автор отобрал благочестивые тексты и послал ее Гойо с инскриптом (экземпляр в моем собрании), но отказался от предложения сообщить академикам-католикам о милостивом письме папы. Выйдя из тюрьмы, он не спешил официально выдвигать кандидатуру, хотя Бордо, в сентябре навестивший его в Мартиге, советовал не мешкать. В декабре 1937 г. умер Думик, на место которого был избран Гойо. На аудиенции 16 января 1938 г. Бордо сообщил Пию XI (а днем ранее кардиналу Пачелли) об избрании Гойо и о намерении Морраса баллотироваться[280]
. Первую новость понтифик одобрил, по поводу второй заметил: «Его избрание, хотя это нас не касается, не доставит мне никакого удовольствия. Напротив, оно будет очень приятно мне потом, когда он смирится. Я много молюсь за него и буду молиться». Голосовать за Морраса папа не запретил.Наконец, 12 мая 1938 г. Моррас известил Академию о своей кандидатуре. Бордо, которому выпало зачитать коллегам официальное письмо, попенял другу за то, что тот не предупредил его заранее, и сообщил, что Ватикан не против, заметив: «Роль папы очень возросла с его сопротивлением Гитлеру» (Пий XI осудил не только религиозную политику нацистов, но и аншлюс Австрии). Претендовавший на то же кресло писатель Жером Таро отказался в пользу Морраса.