Шарль Моррас и «Action française» против Третьего Рейха

Глава седьмая Тревожный год путь к войне, 1938–1939

В этот тревожный год у Шарля Морраса была только одна мысль – как уберечь французскую молодежь от войны.

Робер Бразийяк

I.

Мюнхенское соглашение лишь отсрочило войну. «Сегодня я полагаю, что война точно будет здесь в течение двух или трех лет, – заявил Леон Доде. – Я так думаю, основываясь на знании германского народа, которое есть у “Action française”. Мы должны быть готовы к возможности вторжения во Францию. Сегодня – Судеты. Завтра это будет Данциг, послезавтра – колонии. Мы неизбежно движемся к войне. В этой ситуации, – добавил он, – для спасения Франции есть только два человека: победоносный военачальник Петэн и государственный муж Моррас. Других нет»[363]. Герой Вердена символизировал сопротивление Рейху. «Даладье должен немедленно уйти, передав должность Петэну, – писал Доде 11 сентября 1938 г. – К сожалению для страны Фош и Манжен мертвы, но имя Петэна в глазах Германии представляет того, кто победил их лучших полководцев»[364]. Франции надо вооружаться, чуть не ежедневно настаивал Моррас. 15 октября он обрушился на премьера: «Прошло пятнадцать дней после Мюнхена, когда Франция оказалась у пропасти. Что за две недели сделал Даладье, получивший чрезвычайные полномочия[365], для исправления ситуации, о необходимости которого сам же заявил? НИЧЕГО. Он даже не реформировал кабинет, в котором остались сторонники войны и катастрофы» (VCM, 401). Вождь монархистов сожалел, что в начале 1939 г. Даладье не поддержал его идею общенационального сбора средств для военной авиации в дополнение к бюджетным ассигнованиям.

При этом Моррас считал недопустимым провоцировать конфликты с Германией из-за проблем, не имеющих к Франции прямого отношения. «Мы не вмешиваемся», – сформулировала L’AF позицию в отношении еврейских погромов «Хрустальной ночи», прокатившихся 9–10 ноября 1938 г. по многим городам Германии и вызвавших единодушное осуждение в мире. «Когда где-то горит синагога, это не угрожает престижу Франции, – заявила газета монархистов. – Пусть хоть все горят, это не наше дело и нас никак не касается. Никакого дипломатического вмешательства, никакой войны за евреев!» (WAF, 470).

Подобные высказывания представляются еще одним доказательством антисемитизма «Action française» и лично Морраса, но важно не путать причину и следствие, общее и частное. Предлогом для погромов стало убийство юным еврейским эмигрантом Гершелем Гриншпаном[366] немецкого дипломата в Париже. Какой повод для ультиматума, если не для войны! – вот что беспокоило L’AF. Французская пресса не привыкла стесняться в выражениях, поэтому 21 апреля 1939 г. парламент по представлению министра внутренних дел Поля Маршандо принял закон об уголовном преследовании за «подстрекательство к возбуждению ненависти и раздора между французами по расовым или религиозным мотивам» (отменен 27 августа 1940 г. правительством Петэна). Преследованию подлежали «клевета и оскорбления в отношении группы лиц, которые по происхождению принадлежат к одной определенной расе или одной определенной религии, совершенные с целью возбуждения ненависти между гражданами или жителями» (BRB, 197).

Националистическая пресса дружно возмутилась. Процитировав закон, Анри Беро пояснил восьмистам тысячам читателей “Gringoire”: «Все понимают, что это значит. Это значит, что запрещается свободно высказывать свое мнение о евреях. Если выскажете – вмешается прокуратура. <…> Щиплешь себя за руку, протираешь глаза, задаешься вопросом, не сон ли это. Ищешь прецеденты и не находишь ни единого. Это в самом деле беспримерно, что в свободной стране закон отказывает выразителям мнения в праве публично оценивать публичные действия определенной категории граждан – или жителей». «Если этот причудливый закон, – добавил он, – обязует всех французов уважать определенные “группы лиц”, то он никоим образом не принуждает эти группы лиц уважать французов» (HBG-II, 275–276). Пьер Гаксотт, редактор «Je suis partout», на страницах которого евреев теперь называли не иначе как «жители», увидел в законе «угрозу французскому единству», поскольку он предоставляет евреям «защиту, которая не дана ни бретонцам, ни лотарингцам, ни корсиканцам, ни марсельцам и многим другим группам»[367]. Закон заставлял осторожнее выбирать выражения: говоря об угрозе нашествия на Францию… обезьян, Бразийяк говорил о необходимости «антисемиетизма (читайте внимательно, прошу вас)» (BRB, 197), – но накала страстей и взаимной ненависти оппонентов друг к другу не убавил.