Шарль Моррас и «Action française» против Третьего Рейха

«Сегодня война стала бы катастрофой для Европы, а поскольку Европа правит миром, то и для всего мира», – писал в конце марта по возвращении из Германии Анри Бордо, добавив: «Начиная с прошлогодней сентябрьской тревоги, Гитлер побуждает нас к национальному возрождению и восстановлению единства французов перед лицом внешней опасности. Но мы еще только в начале этого возрождения»[372]. Призывая не провоцировать Германию «сотрясанием воздуха», L’AF продолжала требовать укрепления обороны страны, пока войну удается отсрочить.

«Они не успокоились, – вспоминал Бразийяк в «Нашем предвоенном». – Весь год они неустанно предостерегали против иллюзий пацифизма и беллицизма, требовали вооружений и союзов, а в августе 1939 г. до последней секунды, пока было возможно, боролись за гибнущий мир. Каждый раз встречая этого сухонького седого провансальца, несшего бремя стольких тревог и усилий, мы смотрели на него с возрастающим восхищением. Мы знаем, что его детство было наполнено рассказами об одной войне (франко-прусской – В. М.), что он был свидетелем другой войны, долгой и ужасной, и потому не хотел в третий раз увидеть французскую молодежь брошенной на новую бойню. В тот год всё это придало его прозе особенный трепет, которого, пожалуй, не было никогда раньше, священное и таинственное беспокойство. Во взгляде его больших афинских глаз на молодых людей, приходивших к нему, было что-то одновременно отцовски заботливое и тревожное, как будто он хотел спасти их от возрастающей опасности, которую прозревал за их спинами. Видя в каждом молодом человеке возможную жертву, он подходил к ним и почти заключал в объятия, а его взгляд был полон грусти и надежды. Уверен, что в этот тревожный год у Шарля Морраса была только одна мысль – как уберечь французскую молодежь от войны.

Если бы я уже не был моррасианцем, то, думаю, стал бы им тогда. Везде, всегда Моррас оказывался прав. Самое невероятное – союз германских национал-социалистов и русских большевиков – Моррас предсказал сразу после начала гитлеризма. Это начали понимать. Понимать, что для осуществления своих неотвратимых планов судьба выбрала простейший способ, исполняя страницу за страницей то, что написал Жак Бенвиль в “Политических последствиях мира”. Люди, максимально далекие от этих двоих, начали принимать их идеи и даже признавать их первенство» (RBC, VI, 301–302).

II.

Зная всё это, можно оценить инвективы известного писателя Жоржа Бернаноса в памфлете «Мы, французы», законченном в марте 1939 г.[373] Изданный по-русски тридцать лет назад[374], этот текст мог повлиять на восприятие Морраса читателем, не имевшим доступа к его собственным сочинениям. Теперь сравним их. Дадим слово человеку, обличавшему Морраса с той же страстью, с какой он превозносил его четвертью века раньше, потому что бывший учитель, как отметил хорошо знавший обоих Массис, всегда играл большую роль в жизни мятежного ученика (MNT, 133–139).

Молодой Бернанос был моррасианцем, «королевским газетчиком» первого призыва, членом Лиги «Action française», перед Великой войной редактировал в Руане газету «L’Avant-Garde», которую сделал «органом интегрального национализма». Леон Доде был свидетелем на его свадьбе в 1917 г. и написал хвалебную рецензию на роман «Под солнцем Сатаны» (1925), которая привлекла к писателю внимание. Однако в 1920 г. Бернанос вышел из Лиги, причем не просто вернул членский билет, но лично обратился к Моррасу. Видевший в нем «человека переворота», Бернанос был разочарован сотрудничеством «Action française» с властями республики в годы войны и особенно его компромиссной позицией после войны – участием в парламентских выборах 1919 г. вместо борьбы за реставрацию монархии. «Когда тебя заставляют подчиняться, не понимая, велика опасность перестать понимать, почему ты подчиняешься, – писал он Моррасу. – <…> Невозможность искать понимания подавляет всякую возможность любить и восхищаться. Я люблю вас и восхищаюсь вами с самого детства, поэтому я так несчастен от того, что больше вас не понимаю» (VCM, 305). Во время кампании «левых» католиков против «Action française» в 1925–1926 гг. Бернанос поддержал монархистов, но после осуждения движения Ватиканом постепенно отдалился от него. Идейный разрыв стал публичным в 1932 г., когда Бернанос в газетах «Le Figaro» и «L’Ami du peuple», принадлежавших парфюремному магнату с политическими амбициями Франсуа Коти, ввязался в полемику с Доде, а затем и с Моррасом по поводу частных вопросов, связанных с выборами. Личный разрыв произошел во время войны в Испании, когда Бернанос поддержал «красных» и осудил Морраса в книге «Большие кладбища под луной» (1938), затем в пафмлете «Скандал правды» (1939), написанном после Мюнхенского соглашения[375]. Теперь он предъявил ему полноценное обвинительное заключение.

Обвинение первое: Моррас стал вождем французского национализма, причем политического, а не только интеллектуального.