Шарлатан

Статья за подписью Фишбейна появилась во втором номере «Меркьюри» вместе с публикациями драматурга Юджина О’Нила, Джеймса М. Кейна и друга по посиделкам у Шлогля Шервуда Андерсона. Ведя залповый огонь против остеопатии, Фишбейн разразился статьей, несомненно, имевшей большие достоинства, хотя, как и в отношении хиропрактики, Фишбейн был сильнее в описании катастрофических недостатков, нежели в признании положительных сторон предмета исследования. Но для Менкена существовал лишь единственный критерий успеха: заставляет ли статья визжать свою мишень, как резаную свинью? Значит, дело сделано, роль свою статья выполнила. Подобные резкие несанкционированные выпады вскоре сделали «Меркьюри» «любимой забавой для американского ума», рупором десятилетия, ибо в результате войны и ее последствий мода на разочарование (только не по поводу желез!) распространилась даже среди недалеких людей. «Каждый подросток теперь щеголяет каким-нибудь журналом в зеленой обложке, который он носит под мышкой, – писала одна из газет. – Быть застигнутым врасплох за чтением «Американ меркьюри» или его покупкой – это последний писк моды, к которому стремятся все».

Фишбейн вошел в моду, кто бы мог это предвидеть? Но, как и всякий великий воитель, он завел и немало врагов, которые начали огрызаться и кусаться в ответ. В июне 1924 года «Пирсонс мэгазин» обозвал его паяцем, строящим из себя Макиавелли. Его обвинили в том, что он видит шарлатанство «во всех методах лечения, кроме тех, что предлагает школа, купившая бойкое перо Морриса Фишбейна». Это был камешек в огород АМА, члены которой имели преимущества в распространении лекарств и методов врачевания, получая защиту Ассоциации. В то же время Фишбейн якобы уводил «общественное мнение от кучи грубых ляпов самой АМА». Мотив усматривался простой: деньги.

Обвинения были не совсем беспочвенны. Подобно Тоду из Тод-Холла[22], Фишбейн был склонен к некоторой чрезмерности и в своей битве с изменниками и ренегатами нередко вместе с водой выплескивал и детей. Однако автор статьи в «Пирсонс» ошибался, утверждая, что он делает это ради денег. Может, в АМА и были люди, грезившие о финансовой монополии, но Фишбейн вел свою священную войну с альтернативной медициной в основном по двум причинам: защищая здоровье нации и pour le sport[23]. Громившее шарлатанов Бюро расследований АМА он называл «нашей комнатой смеха». Неумеренность была свойственна ему от рождения.

Как и его новому другу из «Меркьюри». Скрепляя их партнерство, Мудрец из Балтимора послал Фишбейну свое фото, которое тот повесил в кабинете. Подпись на фото гласила: «Филологически одаренному патологу Моррису Фишбейну от патологического любителя филологии Г. Л. Менкена».

Глава 18

Он был величайшим комиком «века джаза». Каждый день Бринкли садился к столику с установленным на нем позолоченным микрофоном и под строгое тиканье дедовских часов за его спиной свободно общался с радиоаудиторией. Его голос, таинственным образом баюкая и умиротворяя, несся над американскими прериями и дальше, дальше, в пространства за ними. По вечерам к приемникам приникали целыми семьями, склонялись благоговейно, как Моисей перед Неопалимой Купиной: «Не позволяйте вашему доктору, прельстясь его дешевизной, вгонять вас в гроб… обращайтесь к доктору Бринкли… Воспользуйтесь благами нашей сложной и многосоставной операции… Я вылечу вас, как вылечил Эзру Гопкинса из Опоссумова Урочища в Миссури…»

Он говорил и говорил, заклиная невидимых слушателей побросать свои кухонные полотенца и дрели, своих родных и близких и во весь дух помчаться в Милфорд. Поначалу у него были проблемы с дикцией, но что касается тактического разнообразия содержания и интонации, то красноречием он мог бы потягаться и с Сирано!

Он заливался соловьем: «Чета малиновок строит гнездышко возле окна моей спальни… Не прибудешь ли и ты к нам этим маем ради своего здоровья?»

Он устрашал («Много могил наполнялось телами тех, кто откладывал на завтра то, что должен был сделать сегодня!»). Он использовал умные слова («Исследуйте свою простату на предмет обнаружения в ней первых признаков гипертрофии, перерождения ткани в фиброзную и склеротическую. Существует запор, но ведь случается и непроходимость!»). Он стыдил («Обратите внимание на то, как отличаются друг от друга жеребец и мерин. Постав первого прямой и гордый. Шея вогнута, грива развевается, он грызет удила, нетерпеливо бьет копытом в ожидании кобылы. Ну а мерин вечно сонный, вялый, трусливый… Мужчины! Не позволяйте же себе уподобиться ему!»).

Он испробовал почти все, но был достаточно умен, чтобы не перегибать палку. Бринкли редко позволял себе посулы, наподобие шедших из Европы, не обещал с помощью операций на железах превратить старых грымз в молоденьких дебютанток или продлить срок жизни до нескольких столетий. Его ядерную аудиторию составляли закаленные в непогодах жители прерий. Родились они не вчера, и потому он больше напирал на секс.