Шарлатан

На «Нормандии» было на чем остановить глаз и где отдохнуть. Лоуэлл Браун, учитель Джонни, писал, что за четыре дня плавания он не скучал ни минуты – развлекаясь фильмами, танцами, купанием в замечательном бассейне, соревнованием на игрушечных лошадках, боксерскими и фехтовальными поединками. После боксерских матчей – Генри Фонда[40] выступал на них в качестве почетного рефери – устраивались «подушечные бои», когда соперники с завязанными глазами били друг друга подушками, а толпа вокруг ревела.

Но больше всего развлек Брауна его пароходный роман с искрометной семнадцатилетней дочкой одного врача, как и Бринкли, возвращавшегося с семейством после долгого европейского турне. Молодой педагог играл с девушкой в пинг-понг, они гуляли по палубе, где под хлестким ветром одетые в твид джентльмены беспомощно целились в тире в глиняных уточек. Шум волн, бескрайние просторы океана и громадина-корабля, разрезающий воды в неукротимом движении к горизонту, – картина величественная и эпически прекрасная. Уже на второй день знакомства пара играла в гольф – удобный случай для юноши учить и направлять неопытную спортсменку.

Роман наставника позволил Джонни скинуть с себя тесную узду. Десятилетний мальчишка с каждым годом становился все норовистее. С трех лет его приучали к делу, давая читать по радио письма слушателей, и он прекрасно справлялся с этим, предварительно заучивая трудные слова, такие, как «геморрой» и «тонзилэктомия». Он пел «С днем рождения тебя» незнакомым людям. Ему принадлежал зеленого цвета «Кадиллак», но, не имея еще водительских прав, он ходил в школу пешком в сопровождении телохранителя, не отстававшего от него ни на шаг и провожавшего его домой после уроков. Ребята в школе, конечно, подтрунивали над ним. «Доктор обожал Джонни и ни в чем ему не отказывал, – вспоминал школьный приятель, – но мальчика несчастнее его я не встречал».

На «Нормандии» мальчик облазил все закоулки корабля, проверяя, куда ведет та или иная дверь и что за ней. Была там одна таинственная дверца, куда проникали по окончании представления фокусники и акробаты. Он видел это и сейчас крался по коридорам, желая ее найти. Раз-другой он чуть было не запутался, но вот она наконец, игровая комната внизу, возле трубы в носовой части судна.

Входишь – и словно попадаешь в книгу сказок с картинками. По стенам на полках куклы и сказочные персонажи, танцующие под музыку. Лошадки на пружинах – скачи не хочу! Даже кукольный театр с Панчем и Джуди тут есть. Сцена задернута занавесом. Кругом никого.

Джонни копался в игрушках, когда дверь открылась, впустив еще одного мальчика.

Ему тоже было десять лет, и домашние прозвали его Пулеметом – за скорость, с которой разбегались от его проделок все няньки. Но сейчас незнакомому мальчику он представился, назвавшись настоящим именем, – Джастин Фишбейн.

Они обменялись вопросами, обычными в таких случаях.

– Чем занимается твой отец? – поинтересовался Джастин, запустив руку в ящик с игрушками. – Мой папа доктор.

– Мой – тоже доктор, – ответил Джонни, – но другие доктора его не любят.

Такой ответ Джастина озадачил. Позднее он рассказал отцу о симпатичном мальчике, с которым познакомился, сыне доктора, так странно отозвавшемся о своем отце, которого не любят другие доктора. Джастин спросил отца, не может ли он тут чем-нибудь помочь. Фишбейн спросил, как фамилия мальчика.

Между тем Лоуэлл Браун, болтая со своей возлюбленной, упомянул своего хозяина. «Знаешь, кто он такой?» – спросил Лоуэлл Марджори Фишбейн в перерыве между упражнениями с мячом. Она не знала, и он ей рассказал. «Она довольно резко завершила беседу, – сообщил он позднее. – Думаю, после этого мы раз-другой перекинулись словом, но наше общение прекратилось».

Теперь главам семейств оставалось только познакомиться лично. Ведь за все эти годы два заклятых врага в глаза не видели друг друга, и Фишбейн вовсе не мечтал о знакомстве. Чего не скажешь о Бринкли.

Бегая по палубе, он заметил Фишбейна, развалившегося в шезлонге с раскрытой книгой на груди и лицом, повернутым к солнцу. Приблизившись, Бринкли встал от него в двух шагах. Фишбейн встряхнулся, словно сгоняя с себя дремоту, поморгал и опять углубился в чтение.

Бринкли подобрался еще ближе и замер. Редкий случай, когда он не мог выдавить из себя и слова. Он переминался с ноги на ногу, демонстрируя негодование, в то время как Фишбейн оставался совершенно безучастен. После нескольких минут этой странной пантомимы Бринкли, промычав что-то невнятное, развернулся и побрел прочь.

Ни слова не было сказано. Какое разочарование – могут подумать многие. Но вид шарлатана во плоти разбудил во Фишбейне почти угасшее чувство, и он вспомнил о своей главной цели. Покинув корабль в Нью-Йорке, он решил уничтожить мерзавца и покончить с ним раз и навсегда.

Глава 43