Шато д'Иф и другие повести

Напряженно сосредоточившись, Травек почти затаил дыхание. Перед ним был красавец великолепного телосложения, излучавший самоуверенность и ум. Лицо его казалось сочетанием внешности тысяч благородных героев и чемпионов, изображенных на бесчисленных медальонах.

У Армана был мрачный, звучный, мелодичный голос, придававший настойчивую многозначительность даже самой обыденной фразе. Он усиливал этот эффект, опустив голову так, чтобы встречаться глазами со слушателями. Наблюдая за Арманом, Травек мог понять нежелание Мардины составить неблагоприятное мнение об этом человеке. Арман излучал необыкновенную энергию, казался боговдохновенным существом.

«Мужчины и женщины будущего! — обратился к аудитории Арман. — Завтра начнется наш великий подвиг. Завтра мы покинем Высоты». Он помолчал, окинул взором амфитеатр; Травек почувствовал мимолетное воздействие его взгляда. Арман медленно продолжал: «Не могу сказать вам всё. Даже здесь, в лесу, среди тех, кого я пригласил поименно, я опасаюсь глаз и ушей Максуса и вынужден скрывать многое из того, что замыслил бог».

Травек поежился на скамье: бог? Какой еще бог?

Арман говорил продолжительными, волнообразно интонированными фразами, как вдохновенный художник, покрывающий холст красочными мазками. Содержание его речи было скорее духовным, нежели политическим, и Травек, слушая его, чувствовал некоторое внутреннее неудобство. Пламенный энтузиазм Армана казался неподдельным. Если он действительно верил в то, что проповедовал...

«Человек утратил надежду, — говорил Арман, — потерял веру в свою судьбу, которая некогда побудила его заселить пространства Галактики. Возникла необходимость в новой цели, в новом огне, воспламеняющем сердца людей, в новом крестовом походе.

В крестовый поход идут крестоносцы, — негромко продолжал Арман, — и завтра вам, вместе со мной, суждено стать такими крестоносцами. Средоточие, фокус этого начинания живет во мне. Называйте это богом, судьбой, целью, предназначением — все это живет во мне. Моими устами глаголет бог. Он делает меня тем, что я есть — тем, что вы видите. Этот бог, эта судьба смотрят на вас моими глазами. Я говорю мыслями бога. Сорвите ветошь прежней жизни и облачитесь в золотые одежды новой Вселенной!

Человечество утопает в грязи. Максус утопает в пьянстве и оргиях, пожирая плоть своих жертв. Максус — гигантская пиявка, сосущая кровь человечества.

Пограничные миры уходят в небытие. Одну планету настигла чума. На других люди стареют, слабеют, истощаются и вымирают — жалкие руины их цивилизаций теряются в межзвездной пустоте».

Арман повысил голос — и у Травека по спине пробежали мурашки. Фигура на помосте, казалось, стала шире и выше.

«Мы исполнены решимости. Мы очистим Вселенную от скверны. Те, кто поработил нас, сами станут рабами: им придется умирать, поливая землю слезами, пóтом и кровью — так, как умирали их рабы! Мы будем строить именем бога, именем Армана! Мы будем строить из камней человеческих умов, скрепленных цементом традиций оро, и нашим сооружением станет новая Вселенная!»

Тяжело дыша, Арман отступил на шаг. Толпа вздохнула — так, словно свистящий порыв ветра вырвался из одного огромного отверстия. Травек беспокойно повел плечами, раздраженный противоречием между мыслями и эмоциями. Сначала Мардина, а теперь Арман — они будто сговорились затуманить ясность его намерений!

Арман произнес, понизив голос: «Завтра начнется наш великий подвиг. Все вы, пришедшие сюда, увидите чуждый вам мир. Вы увидите гниющее, темное сосредоточение зла — основу культуры чуждого мира.

Вместе мы добьемся огромных свершений! Сегодня вечером, на Аламских Высотах, мы переживаем величайший момент истории. Наша встреча здесь, в лесу — пульсирующая искра, из которой возгорится пламя будущего».

VII

Травек онемел — его состояние напоминало гипнотический транс. Он видел, как погас прожектор, освещавший фигуру Армана, слышал, как поднимались и уходили слушатели. Намечалось что-то непонятное. Крестовый поход на Максус, против великого государства рабовладельцев? И кто выступит в этот поход? Заполнявшая амфитеатр публика в карнавальных костюмах? Смехотворно! Арман спятил — так же, как и вся его родня.

Но можно ли назвать его сумасшедшим? Может быть, Мардина сказала правду. Может быть, побуждения Армана понимали неправильно. Может быть, Арман задумал нечто в таком масштабе, что шестьсот жизней практически ничего не значили? Может быть, Арман был богом, судьбой — как бы он себя ни называл.

Нерешительность хуже пытки! В глубине сознания Травека назревало, пыталось определиться какое-то сообщение. Травек встрепенулся — туман в голове рассеялся. В чем заключалось сообщение? Оно было ключом к решению проблемы. Травек нагнулся и несколько секунд растирал виски, затем встал, неподвижно глядя на помост. Толпа разошлась. Арман ушел. Травек почувствовал, что на него кто-то смотрит — с любопытством, с подозрением — и повернулся к сидевшему рядом подростку. В темнеющем амфитеатре они практически остались одни.

Юноша сказал: «Ты — не оро». Это был не вопрос, а констатация очевидного факта.